Сага о Хрольфе Жердинке
Шрифт:
— Как хочешь, однако должен сказать, что только из-за досадной случайности мы не присоединились к тебе в битве с берсерками. Оставайся у меня вместе со своими братьями, и все будет прекрасно. Вы займете самое высокое положение.
Свипдаг с трудом сдержался, чтобы не обвинить конунга во лжи, ведь в действительности Адильсу не нужна была их верность. Конунг и не настаивал особенно. Он то и дело посматривал на Ирсу маслеными глазками, но королева молчала. Тогда Адильс спросил, куда же собрались отправиться братья.
— Мы еще не решили, — ответил Свиндаг. — Я хочу познакомиться с другими народами и их конунгами, а не торчать до старости здесь, в Свитьод.
— Хорошо, — сказал Адильс довольно, — чтобы доказать свое
Свипдаг взглянул на Ирсу.
— Я непременно вернусь, — пообещал он.
Поутру братья начали собираться в поход. Когда все было готово к отъезду, Свипдаг поднялся в покои Ирсы. Окна светлицы, где находилась королева со своими служанками, были распахнуты навстречу белым облакам и цветущим деревьям, чьим медвяным запахом был пропитан воздух. Она долго рассматривала его постаревшее лицо: худые скулы обтягивала пожелтевшая кожа, на том месте, где раньше был глаз, чернел страшный шрам. Тишина воцарилась в светлице.
— Я бы хотел… поблагодарить тебя, моя госпожа, — сказал он очень тихо после затянувшейся паузы, — за ту честь, что ты мне оказала.
— Ты достоин ее, — ответила она шепотом, едва слышным сквозь шум ветвей за окном. — Мой Хельги спит вечным сном, но я не буду больше видеть его убийц каждый день рядом. — Прялка выпала из ее рук. Ирса протянула руки к Свипдагу. — Ах, зачем ты уезжаешь?
— Если я останусь, это не кончится добром для нас обоих, — вырвалось у него. — Видимо, избавив тебя от проклятых берсерков, я стал чем-то вроде обнаженного меча между тобой и конунгом.
— Меня никогда ничто не связывало с ним! — закричала Ирса, как будто ее служанок не было рядом.
— Я только усугублю твое горе, моя госпожа, — ответил Свипдаг. — В конце концов, из-за меня твоя жизнь может подвергнуться опасности.
Она кивнула, глаза ее затуманились.
— Скорее я могу стать причиной твоей гибели. Ты прав, здесь больше нет для тебя места. Иди же, и пусть удача всегда сопутствует тебе. — Она больше не могла держать себя в руках. — Увижу ли я тебя когда-нибудь?
— Если только рок не воспрепятствует нашей встрече, от всего сердца клянусь, что сделаю все для того, чтоб она состоялась.
Перед тем как Свипдаг покинул светлицу, они сказали друг другу еще лишь несколько слов. Затем она услышала удаляющийся стук копыт.
Братья прибыли к отцу с матерью, и в родном доме Свипдаг провел несколько месяцев, набираясь сил и мужества пережить удар судьбы, сделавшей его одноглазым. Теперь он был менее жизнерадостным, чем прежде.
Однако Свипдаг был еще молод и целый мир по-прежнему простирался перед ним. Как только его здоровье пошло на поправку, страсти с новой силой начали терзать его душу. Хвитсерк и Бейгад тоже были рады отправиться на поиски новых приключений. Братья спросили Свипа, где бы им найти лучшее применение своим силам.
— Сдается мне, самую высокую честь и богатую добычу можно заслужить, если вступить в дружину конунга Хрольфа Датчанина, — посоветовал им отец-хуторянин, — воистину ему служат все самые лучшие воины Северных Земель.
— А как он отнесется ко мне? — не унимался Свипдаг.
Его отец пожал плечами и продолжал:
— Все зависит от тебя самого. Но я слышал, что подобных конунгу Хрольфу найти нелегко. Никогда он не жалеет ни золота, ни драгоценностей, чтобы наградить достойного. Говорят также, хотя он и не отличается мощью телесной, но красив лицом, а главное, велик в своих помыслах и знаниях. Еще говорят, он бывает надменен с теми, кого обуревает гордыня, но всегда добр и сердечен к слабым и к тем, кто признает его силу и власть. Любой бедняк не боится встречи со своим конунгом и может быть удостоен королевским мудрым словом, что само по себе уже великая честь. В то же время Хрольф подчинил себе всех соседних правителей и сделал их своими данниками. Многие добровольно поклялись ему в верности и живут теперь в мире, управляя своими землями по законам Датской державы. Воистину имя конунга Хрольфа не забудут, пока существует этот мир.
Свипдаг кивнул. Ему уже доводилось слышать нечто подобное в Упсале.
— После того, что ты сказал, — молвил задумчиво одноглазый воин, а его братья в это время согласно кивали, — похоже, нам следует отправиться к конунгу Хрольфу и поступить к нему на службу.
— Что ж, вам самим решать, — отвечал старый хуторянин, не скрывая своей печали, — хотя я бы предпочел, чтобы вы остались с нами дома.
Однако братья не прислушались к словам отца, как он надеялся, и вскоре попрощались с ним.
После отъезда сыновей старый хуторянин взял руки своей жены в свои и сказал задумчиво:
— Похоже, мы выкормили молодых орлов, вот только сами не в силах лететь за ними… Но ничего, у нас есть еще дочери и внуки.
О походе этих молодых воинов особенно нечего рассказать. Добравшись до Зунда, братья за небольшую плату переправились на корабле вместе со своими конями и высадились в Чепинг-Хавен, а затем верхом пересекли Зеландию и оказались в Лейдре.
Берега Роскильде-фьорда притягивали множество поселенцев. Хрольф — как, впрочем, и Хельги до него — считал за благо, чтобы его дружинники, которые слыли отчаянными драчунами и задирами, подольше находились в викингских походах вдали от Лейдры. Этот город, основанный самим Даном, издавна являлся столицей датских конунгов, хранящей память о Скъёлде, пришедшем из-за моря. К тому же Лейдра была превращена в неприступную крепость. Частокол окружал не только королевские палаты и большие дома знатных горожан, но и все лачуги, службы, бани, амбары, конюшни и кузни, день напролет оглашавшие окрестности звоном металла. Многие, кому приходилось работать в палатах конунга, предпочитали жить на хуторах, разбросанных по зеленым полям и лесам, что, казалось, простирались от Лейдры до края света.
От ворот города брали свое начало четыре прекрасные дороги, уходившие на север, юг, запад и восток. Множество повозок, всадников, пешеходов сновало туда-сюда через городские ворота. У стен Лейдры бродячие торговцы разбивали свои шатры и палатки, предлагая прохожим различные товары. Повсюду пестрела круговерть богатых нарядов, слышался шум болтовни и взрывы смеха, даже крики — если случалась потасовка между двумя парнями, прискакавшими на своих жеребцах с дальних хуторов. Всевозможные запахи смешивались в воздухе, наполняя его то ароматом жаркого, то пряным благоуханием сена, то сладковатым запахом сосновых досок, сушащихся на летнем солнцепеке. Там быки тащили повозку хуторянина, следом за которой скакал конный воин в полном вооружении, здесь могучий кузнец обрушивал свой молот на раскаленный кусок железа, где-то визгливо пела пила плотника, голые детишки играли с мохнатыми псами в проулках между строениями, женщина несла кувшин с водой из колодца, питавшегося подземными ключами, молодая девка строила глазки трем незнакомцам, наблюдавшим за этой картиной.
— Сдается мне, этот город немногим меньше Упсалы, — заметил Хвитсерк.
— Да, а судя по тому, как много здесь торговцев с товаром, — отозвался Бейгад, — он много богаче.
— Вот-вот, я и хотел сказать, что по величию и богатству он превосходит все, что я видел.
— И в особенности удивительны палаты конунга, — вмешался Свипдаг, указывая вперед.
В прошлом году, ставшем седьмым годом правления конунга Хрольфа, он отстроил заново свою усадьбу, сделав ее столь же огромной и величественной, сколь велики были палаты его дяди. Хрольф, правда, не стал заново золотить оленьи рога, памятуя о том, что это принесло несчастье его родичу, однако не пожалел великолепной деревянной резьбы, чтобы украсить каждую панель, балку и колонну своих палат.