Сахара
Шрифт:
– Не говори глупостей. Какие могут быть секреты у такого убогого государства, как Мали, чтобы заинтересовать американцев?
– Должно же быть что-то. Почему бы тебе не рассказать мне об этом?
Йерли казался смущенным и не сразу ответил.
– Ничего... конечно же ничего.
Он постучал по стеклу, чтобы привлечь внимание водителя. Затем указал на бордюр.
Шофер притормозил и остановился перед большим офисным зданием.
– Тебя уже утомило мое общество? – с холодным презрением в голосе осведомилась Гала.
Он обернулся и жалобно посмотрел на нее.
– Мне искренне жаль. Ты сможешь простить меня?
Она ощутила внутреннюю боль, но все
– Нет, Исмаил. Я не прощу тебя. И больше мы не увидимся. Завтра к полудню я ожидаю от тебя заявление об отставке. Если его не будет, я уволю тебя из ООН.
– А тебе не кажется, что это немного чересчур?
– Твои настоящие интересы не имеют никакого отношения к ВОЗ. Да и своим хозяевам-французам ты не слишком-то усердно служишь. Ты заботишься лишь о собственном финансовом благополучии. – Она перегнулась через него и толкнула дверцу. – А теперь убирайся!
Йерли молча выбрался из машины и встал на тротуаре. Гала со слезами, навертывающимися на глаза, громко захлопнула дверцу и даже не обернулась, когда водитель дал газ и лимузин слился с потоком одностороннего движения.
Йерли хотел бы ощутить раскаяние или печаль, но он был профессионалом. К тому же Гала права – он использовал ее. Его привязанность к ней была лишь игрой. Впрочем, его привлекала ее сексуальность. Но, по большому счету, она была для него лишь очередным заданием. Гала же, как и большинство женщин, которые тянутся к мужчинам, относящимся к ним с равнодушием, по уши влюбилась в него. И теперь узнала этому цену.
Он зашел в коктейль-зал для отдыхающих в гостинице «Элгонквин», заказал выпивку, а затем снял трубку телефона-автомата. Набрав номер, он подождал, пока кто-нибудь ответит на том конце.
– Да?
Йерли понизил голос и заговорил конфиденциальным тоном:
– У меня крайне важная информация для мистера Массарда.
– Откуда вы?
– Из руин Пергамона.
– Турок?
– Да, – резко отрезал Йерли. Он никогда не доверял телефонам и все эти пароли считал детскими забавами. – Я в баре гостиницы «Элгонквин». Когда вас ждать?
– В час ночи вас не затруднит?
– Нет. Я поздно ужинаю.
Йерли медленно повесил трубку. Что могли пронюхать американцы о делишках Массарда в Форт-Форо? Не получили ли их разведывательные службы какого-нибудь намека на истинную деятельность предприятия по уничтожению отходов? Если да, то последствия могут быть катастрофическими. В результате огласки нынешнее французское правительство в полном составе как минимум отправится в отставку. Если не хуже.
22
Позади него была густая тьма, впереди – редкие огни фонарей на улицах Гао. Ганн проплыл еще десять метров, и его колено уткнулось в мягкое дно. Медленно и очень осторожно он коснулся его и, разгребая руками ил, потащился к берегу, пока не достиг прибрежной линии воды. Лежа плашмя на ней, Ганн стал ждать, вслушиваясь и всматриваясь в темноту, накрывающую берег реки.
Пляж поднимался вверх под углом в десять градусов, упираясь в невысокую каменную стену, за которой шла дорога. Ганн стал карабкаться по песку, с удовольствием ощущая его тепло на коже обнаженных ног и рук. Затем остановился, перевернулся на бок и несколько минут отдохнул, справедливо полагая, что он представляет собой лишь смутное далекое пятно в ночи. Правую его ногу сводило судорогой, а руки онемели и налились тяжестью.
Он потянулся к спине и потрогал рюкзак. На короткое мгновение после того, как он пушечным ядром плюхнулся в воду, ему показалось, что рюкзак сорвало. Но
Встав на ноги, Ганн, согнувшись, рванул к стене и упал рядом с ней на колени. Осторожно высунув голову над стеной, осмотрел дорогу. Она была пуста. Но плохо асфальтированная улица, уходящая по диагонали к городу, была полна пешеходов. Краем глаза Ганн вдруг поймал вспыхнувший огонек и, подняв взгляд вверх, к крыше соседнего дома, увидел мужчину, прикуривающего сигарету. Были и другие – неясные силуэты людей, скудно освещенные фонарями, которые безмятежно переговаривались с соседями на примыкающих крышах. Они, должно быть, подобно кротам, наслаждаются вечерней прохладой, догадался Ганн.
Он наблюдал за пешеходами на улице, пытаясь проникнуться ритмом их движения. Они, казалось, скользили туда-сюда, совершенно расслабленные и бесшумные, как привидения. Ганн снял рюкзак, открыл его и достал голубую постельную простыню. Затем оторвал часть от нее, чтобы получить кусок, необходимый для создания чего-то вроде джеллабы – длинной накидки, закрывающей голову и руки. Он подумал, что вряд ли заслужил приз в качестве местного модельера, но был бы вполне удовлетворен, если бы удалось пройти незамеченным по слабо освещенным улицам Гао. Он хотел было снять и очки, но все же не решился, предпочтя скрыть оправу под капюшоном: Ганн был близорук и на расстоянии двадцати метров не разглядел бы и движущегося автобуса.
Облачившись в накидку, Ганн сунул под нее рюкзак и привязал его спереди, создав видимость выступающего живота. Затем он уселся на стену, свесил ноги и перевалился через нее. Не торопясь, прошел по дороге к улице и присоединился к гражданам Гао, совершающим вечернюю прогулку. Пройдя два квартала, он вышел к главному перекрестку. Единственными машинами, разъезжавшими по улицам, были потрепанные такси, один или два ветхих автобуса, несколько мотоциклов и стайка велосипедов.
А здорово было бы просто нанять машину до аэропорта, с завистью подумал он, но это привлечет внимание. Перед тем как покинуть судно, Ганн изучил карту этого района и знал, что аэропорт располагался в нескольких километрах южнее города. Он прикинул, не украсть ли велосипед, но отверг эту идею. Кража наверняка будет замечена, и о ней будет сообщено, а ему бы не хотелось оставлять следов своего присутствия. Если у полиции или сил безопасности не будет причин думать, что среди них бродит иностранец на нелегальном положении, тогда, может быть, они и не станут его искать.
Ганн неторопливо брел по главному кварталу города, мимо рыночной площади, ветхого отеля «Атлантида» и торговцев, торгующих своими товарами напротив, под навесами. Все запахи города были незнакомыми, и Ганн благословил бриз, унесший их в пустыню. Указателей не существовало, но он в продвижении по засыпанным песком улицам руководствовался Полярной звездой, изредка поднимая глаза к небу.
Люди в толпе были ярко разодеты в зеленое и голубое, реже – в желтое. Мужчины носили различные виды джеллаб и кафтанов. Попадались и одетые в европейские брюки и рубашки. Немногие были без головных уборов. Головы и лица многих мужчин прикрывали плотные полотняные накидки. Большинство женщин драпировались в элегантные мантии, некоторые были одеты в длинные цветастые платья. Как правило, они не закрывали лиц. И все гуляющие разговаривали странно низкими голосами. Повсюду сновали дети, причем не было и двоих, одетых одинаково. Ганн и представить себе не мог, что среди такой ужасающей нищеты возможна столь высокая коллективная социальная активность. Было похоже, что никто не говорил малийцам об их бедности.