Сакен Сейфуллин
Шрифт:
Гульбарам силится что-то сказать, шевелит губами, но ничего не слышно. Все еще не может расстаться с аульной застенчивостью. Засобиралась было уходить, но хозяин дома сказал:
— Посиди, милая, покушаешь с нами.
Гульбарам еще больше засмущалась, не зная, что и ответить. А Сакен украдкой бросает взгляд на юную красавицу. Кажется, вовремя и кстати хозяин дома предложил остаться ей.
Не находя, что ответить, Гульбарам хотела было сослаться на занятия, но вышедшая из кухни женщина не дала ей даже опомниться.
— Ну что же ты стоишь, миленькая, как пугливая козочка! Пойдем со мной, — сказала и увела в другую комнату.
У Гульбарам не хватает смелости смотреть в лицо человека, который уже достаточно знаменит. А хозяин дома — ее директор. Она не стала есть. Когда ты сильно смущен, то и вода застревает
Кое-как прошел этот вечер. Тот же мальчик, который привел девушку, проводил ее до общежития.
Почти всю ночь Сакен не сомкнул глаз. Он и читал, и слыхал, что бывает на свете любовь с первого взгляда. Но себя считал застрахованным от нее. И напрасно…
Назавтра он сам разыскал Гульбарам в совпартшколе. Потом дома был недолгий разговор.
— Вчера мы не смогли поговорить, — начал было Сакен издалека. — Мне кажется, тебе лучше было бы учиться в Кзыл-Орде. Присматривали бы за тобой, помогли бы.
Чувствительное сердце девушки поняло, куда клонит поэт. От смущения щеки ее вспыхнули густым румянцем. Но, преодолевая робость и волнение, она сказала с сомнением:
— Не знаю даже, без того уже я далеко забралась от аула. Вот теперь, если с вами уеду, то, наверное, и не найду своих родных, свой аул.
— Я понял смысл твоих слов. — Сакен продолжал после недолгой паузы: — Если ты сдержишь свое слово, то я во всеуслышание объявлю о своем намерении.
Он хотел выразиться как-то помягче, но получилось слишком прямолинейно. Гульбарам ничего не ответила на это, кроме как «поживем — увидим».
Сакен отправился в Кзыл-Орду. По пути он думал о Гульбарам.
Наверное, он не должен был вот так, сразу сказать ей все, что он чувствует, о чем мечтает со вчерашней встречи. Но так уж получилось…
А через несколько дней поэт заговорил стихами. «Моей сестре — студентке совпартшколы (Гульбарам)».
Ты в город ушла на учебу, Но там, вдалеке от степей, Смотри, не забудь об ауле, О родине дикой своей. Для девушек дальних аулов Должна ты примером служить И светочем ясного знанья Извечную мглу осветить. Старайся же из совпартшколы Вернуться с большим багажом, Чтоб светоч ученья и знаний В ауле зажегся твоем. Все делай, как знаешь… но люди Пускай про тебя говорят, Что внутренний мир твой богаче, Чем самый богатый наряд! Нет проку в пустом человеке, Ведь в блеске своем показном Он схож оболочкой наружной С красивым, но горьким плодом. Все эти тревожные мысли В свою заключаю я речь, Желая от грубых ошибок По-братски тебя уберечь. Поэтому в письмах советы Любимице шлю я своей… ВедьСразу же по приезде в Кзыл-Орду он отнес эти стихи в газету «Енбекши казах». Оказывается, в его отсутствие редактором назначили Габбаса Тогжанова. Сакен знал его как человека принципиального, у которого слово не расходится с делом.
Стихи, посвященные Гульбарам, опубликовали быстро, но с послесловием: «Все верно у Сакена, но неверно его утверждение «носи длинные косы», а то от тебя будут люди шарахаться». Разве женщину украшают только длинные косы? Одни любят длинные косы, другие — короткую стрижку. Это дело вкуса. Никто не вправе давать установки — носи длинные косы или наоборот — короткую прическу. Это должен учитывать и наш поэт-коммунист».
Задетый за живое, Сакен написал опровержение: «По моему мнению, редакция неправильно поняла смысл стихотворения. Я не утверждаю, что «не остригай косу». Я не говорю, что все дело только в косах. Я просто предостерегаю:
Немало у нас шалопаев, Которым учеба чужда. Страшись, им во всем подражая, Невеждой прослыть навсегда».Как тянется время! Гульбарам пишет редко, а он почти каждый день. И, наконец, телеграмма — Гульбарам переводится в совпартшколу Кзыл-Орды!
Бог ты мой, что тут началось! Где-то куплена мебель. И хорошо, что Сакен получил двухкомнатную квартиру.
Потом была скромная свадьба.
Все теперь спорится в руках Сакена: и новая работа — он заведует теперь отделом истпарта в Казкрай-коме ВКП(б), — и руководство ассоциацией казахских писателей. Да и самому пишется легко, радостно. Хотя он не всегда пишет о радостном, веселом.
Завершен мемуарный историко-документальный роман «Тернистый путь». Отдельные его главы были опубликованы в 1923–1924 годах и сразу же привлекли всеобщее внимание. Народ ждал продолжения романа, который обещал правдивое изображение событий бурных дней 1916–1920 годов.
Это настроение чутко уловили издатели. На страницах газеты «Енбекши казах» в феврале 1927 года было опубликовано объявление, что в скором времени в свет выйдет книга Сакена Сейфуллина «Тернистый путь». Сообщалось, что в связи с нехваткой бумаги она будет издана малым тиражом. И желающим приобрести книгу предлагалось заблаговременно делать заявки.
Посыпались письма читателей. Некоторые догадливые люди в письма вложили деньги, а большинство ограничилось выражением пожелания получить книгу, иные даже забывали написать свои адреса. Издательство вынуждено было дать второе объявление. Уважаемые товарищи, писали издатели, мы приветствуем ваше желание, но не можем выслать книги без оплаты. Тем, кто живет в городе Кзыл-Орда, следует вносить деньги за книгу в кассу издательства. Те же, кто живет вне города, пусть вложат деньги в свое письмо и при этом укажут точный адрес, имя и фамилию. Без денег книга не может быть выслана.
В итоге четырехтысячный тираж «Тернистого пути» разошелся прямо со склада издательства, только мизерное число экземпляров попало в магазины «Знание». Это превзошло все самые радужные и крылатые надежды Сакена.
Никто не остался равнодушным к этой книге, написанной столь свободно и в нарушение условных литературных форм.
Автор придерживался писательской манеры Герцена в «Былом и думах», памятуя его слова: «Писать о чем-нибудь жизненном и без всякой формы».
В романе «Тернистый путь» С. Сейфуллина отсутствовала единая жанровая форма, которая могла быть обозначена тем или иным существующим литературным термином. Но книга, как и сама жизнь, художественно воссоздаваемая Сакеном, была глубоко содержательна и в то же время заключала в себе огромное богатство литературных форм. Об этом одним из первых сказал соратник Сакена — Сабит Муканов: «Тернистый путь» — это, с одной стороны, история, с другой стороны — учебник политграмоты и, с третьей стороны, — самое интересное, захватывающее читателя художественное произведение».