САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

Дейс Герман Алибабаевич

– Что значить – завещал? – по-бабьи заголосил Мишка. – Это, абось, не частная лавочка, а целое акционерное общество. Кого назначит, тот и будет работать.

– Семёныч у вас официально устроен? – поставил вопрос ребром Жорка.

– Официально, - согласился Мишка.

– Больничный ему ваше общество оплатит?

– Больничный? – растерялся Мишка.

– Да.

– Ну, так это…

– Ага! Ваше общество, прежде чем официально назначить на работу Гришу, должно будет потом оплатить больничный Семёнычу. А так как ни одна ваша акционерная собака и не подумает оплачивать никаких больничных, то вашему обществу будет выгодней считать, что Семёныч продолжает, как ни в чём не бывало, работать. То есть, в виде того, кого он завещал, а не того, кого назначит пастух Мишка в ущерб интересам акционерного общества.

– Ну,

ты это… тут наплёл, - стал отдуваться Мишка.

«Ещё бы, - одобрительно подумал Сакуров. – Всё-таки недаром Жорка два института завалил».

– Итого, - сказал Жорка, - или завтра с утра приезжает зоотехник с договором, или вы по-прежнему пасёте своё вонючее стадо.

Жорка знал, что свободных нормальных людей, способных пасти акционерное стадо, в акционерном обществе нет. А тех забулдыг из бывших колхозников, болтающихся без дела между Лопатиным и Угаровым, акционеры не захотят нанимать сами.

– Да когда ж этот договор составят!? – заныл Мишка. – Это ж завтра опять придётся целый день пасти, а у меня уже полкуба раствора заказано…

– А раньше ты о чём думал? – усмехнулся Жорка. – Ничего, завтра с утра встанешь пораньше, разбудишь зоотехника и – составляйте договор. Контора, я знаю, у вас с семи работает. Только не напортачьте – я всё сам проверю и, если что не так, будешь с засохшим раствором упражняться…

Глава 25

Действие самогона не замедлило сказаться. Поэтому, когда Сакуров завалился спать без чего-то девять вечера, он без лишних проволочек очутился там, где решил прикорнуть после памятной прогулки в компании чайникообразного домового. Вернее, так Сакуров почему-то решил сам, хотя место оказалось не совсем тем. В общем, Константин Матвеевич «проснулся» в стеклянном гроте причудливой формы в виде кухонного крана, если смотреть на него изнутри. Рядом посапывал домовой, нормальный замшелый мужик в лаптях и борцовском трико времён Поддубного. Там и сям валялись барабашки, они же злыдни, и походили они на нормальных российских чиновников новейшей формации. То есть, конкретному описанию они не поддавались, но вид имели отталкивающий. Вернее, издали они смотрелись как бы прилично, но вблизи…

«Нормально», - подумал во сне Сакуров и пихнул домового.

– Ась? – отозвался лапотник в борцовском трико времён известно кого.

– Хватит спать, - буркнул Сакуров, слезая с временного ложа в виде унитаза. – Мы, кажется, куда-то шли.

– Куда это? – прикинулся дураком Фома.

– К этому, как его… - стал вспоминать Константин Матвеевич.

Странное дело: в момент своего условного пробуждения он железно помнил, куда его вёл чайникообразный домовой, оказавшийся обыкновенным лапотником в обыкновенном обтягивающем трико. Вернее, Сакуров железно знал, что помнил, но теперь, когда попытался озвучить своё недавнее воспоминание, ни черта у него не вышло. А домовой, кстати сказать, этот низкий пузатый и кривоногий мужичонка, выглядел в нормальном борцовском трико довольно скабрезно. Данную скабрезность скрадывали нормальные выходные лапти с белоснежными онучами, но только слегка. Злыдни же, «проснувшиеся» одновременно с домовым и Сакуровым, оказались совершенно голыми, но они быстро приоделись кто во что.

– Так к нему как его? – продолжил валять дурака Фома.

– Я тебя прошу, - вежливо возразил Сакуров и дал Фоме пинка под зад.

– Эк! – крякнул Фома и потрусил в сторону поворота, образуемого внутренностями кухонного крана, подсвечиваемых мыльными пузырями, которые появлялись неизвестно откуда, непонятно как и исчезали также «спонтанно». Злыдни, на ходу одеваясь в недостающие части нормального туалета, принялись путаться под ногами Сакурова, громогласно обсуждая проект строительства подвесной железной дороги, соединяющей левую часть внутренней стороны правостороннего вентиля с пятым рубчиком внешней резьбы. Особенно горячо обсуждалась та теневая часть проекта, где присутствовала возможность списания львиной доли бюджетных средств на нужды не совсем мостостроительные. Параллельно злыдни принялись со знанием дела спорить о недавнем действии, произведённом Сакуровым по отношению к нерасторопному Фоме.

– Знатный поджопник…

– С оттяжечкой…

– Картинка, а не поджопник… - гомонили злыдни, почему-то показавшиеся спящему Сакурову российскими чиновниками. По мере движения по пути всё более замысловатому,

чем внутренности кухонного крана, злыдни-чиновники надевали на себя всё больше и больше разнообразной одежды. Откуда они её брали, Сакуров не знал, не видел, и знать не хотел. Очевидно, одежда материализовалась из ниоткуда и это казалось Сакурову нормальным явлением. Так же, как оригинальность и пышность некоторых одеяний, напяливаемых на себя злыднями-чиновниками. Но, как оказалось, вороха одежды, надеваемой на изначально голых, как рождественские гуси перед окончательным приготовлением, злыдней, имели более материальное происхождение, нежели материализация из ниоткуда. Так, согласно закону сохранения материальных ценностей, имеющих неосторожность пересекаться с векторами деятельности российских чиновников, увеличение благосостояния бывших голых казённых деятелей обратно пропорционально сказывалось на качестве материальных составляющих той сонной действительности, в каковой они все пребывали. И бывшие идеально чистые ходы по внутренностям кухонного крана, каковая чистота обуславливалась санитарно техническими нормами при построении всяких предметов сантехники, стали превращаться в какие-то подозрительно грязные тоннели и лабиринты с изъеденными колоссальной ржой стенами и потолками, с которых свисали заплесневелые струпья. Кое-где виднелись прорехи, а сквозь них сочилась вода. И, самое интересное, сквозь эти прорехи не видно было ни черта. А ещё по ходу движения стали попадаться зловещие провалы, откуда пыхало то ли невидимым пламенем, то ли попахивало горячим тленом. Фома, перепрыгивая через провалы и увёртываясь от струпьев, знай себе куда-то поспешал. Сакуров поспешал за Фомой. Злыдни беспощадно путались под ногами, пихались локтями, тёрлись одеждой, которой становилось всё больше, а некоторые перебегали дорогу, освещаемую непонятно чем, толкая перед собой невесть откуда взявшиеся тележки с «благоприобретённым» барахлом. В то время как боковые стены стремительно превращались в вульгарные руины, а потолки уже отсутствовали напрочь. Что было над потолками, оставалось тайной, поскольку освещение неизвестного происхождения работало в строго ограниченном режиме, каковой режим исключал возможность освещения того, что находилось вне пределов внутренностей кухонного крана, превращённого кознями злыдней в сплошное непотребство. А может, кран так износился от времени сам, но как-то уж очень быстро…

– Осторожно, тут задвижка прохудилась, - своевременно предупредил Фома и ухнул в какую-то воронку.

– Чёрт бы тебя…- начал Сакуров и ухнул следом.

– Осторожно, господа задвижка…

– И вовсе это не задвижка…

– Задвижки, они такие не бывают…

– Задвижки бывают всякие… - снова загомонили злыдни, проваливаясь в воронку следом за Сакуровым. И, странное дело, никто из них не застрял в узком месте воронки, несмотря на кучу тряпья, надетого на каждого. И даже те, которые успели обзавестись тележками, проскочили.

– Осторожно, тут вентиль, - снова предупредил Фома и поскользил по внешней стороне спирали, образовавшейся на выходе из носика воронки. Как Фома попал из, условно говоря, трубы на внешнюю сторону спирали и почему он с неё, согласно законам механики, не сваливался, оставалось непонятным, однако и Сакуров, и злыдни покатили за ним, также наплевав и на силу земного тяготения, прочую механику и отчасти логику.

– Внимание, очень узкий трап! – подал голос Фома и ляпнулся с конца спирали на некое подобие стиральной доски с довольно внушительными отверстиями. Настолько внушительными, что через них смогли «просочиться» и Фома, и Сакуров, и даже прибарахлённые злыдни. Просочившись, вся компания попадала на больничные койки в хорошо освещённой поместительной, но ужасно обшарпанной палате. Фома тотчас попросил принести себе утку, а злыдни стали доставать персонал предложениями обмена излишков барахла на эффективные медикаменты.

– Даю пару штанов и жилетку в придачу за банку нитроглицерина…

– А вот фуфайка на натуральном пуху за упаковку пургена…

– Могу предложить вагон байковых кальсон в обмен на контейнер новокаина… - подняли базар злыдни, а Сакуров как очутился на своей больничной койке, так тотчас оказался к ней привязанным.

– Что за дела? – возмутился он, вытягивая шею и пытаясь смотреть в сторону Фомы, который пил квас или ещё что-то там из поместительной утки.

– Всё будет хорошо, - ласково сказал невесть откуда взявшийся врач и надел на Сакурова маску для подачи общего наркоза.