Сальери
Шрифт:
Исходя из этого, рассмотрим подробно шесть наиболее «раскрученных» версий.
Версия первая: отравление Сальери
Моцарт неожиданно умер в возрасте тридцати пяти лет после недолгой болезни. Каких свидетелей его смерти мы имеем? Софи Гейбль, младшая сестра жены Моцарта, много лет спустя излагала свои воспоминания об этом так: в первое воскресенье декабря 1791 года она на кухне готовила кофе для матери; ожидая, пока кофе закипит, она задумчиво смотрела на яркое пламя лампады и думала о занемогшем муже сестры; внезапно пламя погасло, «полностью, словно лампа никогда не горела». «На фитиле не осталось ни искорки, — писала она, — хотя не было ни малейшего сквозняка — за это я могу поручиться» {326} . Охваченная ужасным предчувствием, она бросилась к матери, которая посоветовала ей немедленно бежать в дом Моцартов. Там Моцарт якобы сказал ей:
— Ах, дорогая Софи, как я рад, что ты пришла. Останься сегодня с нами, чтобы присутствовать при моей смерти.
По словам Эрнста Вильгельма Гейне, это свидетельство «не имеет никакой ценности. Его ценность не выше блаженных воспоминаний семидесятилетней вдовы о ее покойном супруге, почившем, когда ей было тридцать четыре» {327} .
Вызвали врача, который велел прикладывать к пылавшему лбу больного ледяные компрессы. Примерно за час до полуночи Моцарт потерял сознание и вскоре умер.
Постоянно испытывая нужду в деньгах, Моцарт последнее время лихорадочно работал над завершением важных заказов. Друзьям и родным он казался нервным и изнуренным чрезмерной работой. Тем не менее, когда он слег, никому и в голову не пришло, что эта болезнь окажется смертельной. Второй муж Констанцы Георг Ниссен перечислил следующие симптомы недуга в биографии композитора, опубликованной в 1828 году: «Все началось с отеков кистей рук и ступней и почти полной невозможности двигаться, затем последовала рвота. Это называют острой сыпной лихорадкой» {328} .
Сам Моцарт подозревал, что дело нечисто. Он решил, что «Реквием», недавно заказанный ему таинственным незнакомцем в черном, предназначен для его собственных похорон.
Двенадцатого декабря, через неделю после смерти Моцарта, в берлинском «Музыкальном еженедельнике» (Musikalische Wochenblatt)появилось сообщение. В нем говорилось: «Моцарт умер. <…> Думали, что у него водянка. Но его тело так распухло после смерти, что поверили даже в то, что он был отравлен» {329} .
Кто поверил, не уточнялось. Старший сын Моцарта Карл Томас (ему в момент смерти отца было семь лет) потом написал так:
«Особо, на мой взгляд, заслуживает внимания тот факт, что за несколько дней до смерти его тело так вздулось, что он не мог сделать и небольшого движения. Вокруг стоял смрад, вызванный внутренним разложением, который уже после смерти стал еще более сильным, что сделало невозможным вскрытие» {330} .
Кроме того, в отличие от большинства трупов, которые холодеют и теряют гибкость, тело Моцарта якобы оставалось мягким и эластичным — так бывает при отравлениях.
Через 28 лет после смерти Моцарта Георг Сивере, автор вышеупомянутого сообщения в «Музыкальном еженедельнике», вдруг добавил, что, по слухам, композитор пал жертвой неких «итальянцев». Видимо, он имел в виду Сальери и других итальянских композиторов, работавших в то время в Вене.
И лишь потом гипотеза о том, что Моцарта отравил именно Сальери, была впервые зафиксирована в «документах». Например в «Разговорных тетрадях» Бетховена. Это нами уже подробно разбиралось выше, а здесь мы лишь еще раз подчеркнем: ни Антон Шиндлер, ни кто-либо другой лично ничего не видели и не слышали…
Как отмечает в статье «Антонио Сальери: по ту сторону легенды» Ив Вюйтс, «неизвестен ни один человек, который слышал бы признание Сальери, однако вся Вена об этом говорила» {331} .
А потом прошло еще несколько лет, и в 1830 году в России Александр Сергеевич Пушкин всё же написал свою «маленькую трагедию», которую он хотел назвать «Зависть», но потом назвал «Моцарт и Сальери». По словам Марио Корти, «очень скоро большинство исследователей убедились, что слухи об отравлении Моцарта капельмейстером Сальери не имеют под собой основания. Но многим все же очень хотелось верить в то, что Моцарт был отравлен» {332} .
Одним из таких «многих» оказался известный советский музыковед И. Ф. Бэлза [59] , который в своей статье «Моцарт и Сальери (об исторической достоверности трагедии Пушкина)» написал: «Встречающееся иногда в литературе утверждение, что версия об отравлении Моцарта возникла только после этих признаний, глубоко ошибочна, ибо первое сообщение прессы о том, что Моцарт был отравлен, датировано 12 декабря 1791 года. Как известно, незадолго до смерти Моцарт сам сказал жене, что его отравили, и, судя по письму Констанцы, датированному 25 августа 1837 года, она не сомневалась в этом, считая, что убийцей ее мужа был завистник.
59
Игорь Федорович Бэлза(1904-1993) — советский музыковед, доктор искусствоведения, профессор консерватории.
Первоначальная редакция пушкинской трагедии (одно время поэт предполагал дать ей название “Зависть”) или, во всяком случае, ее набросок относится еще к 1826 году. Следовательно, замысел пьесы возник вскоре после смерти Сальери, в годы, когда его признания в совершенном преступлении стали достоянием широких кругов европейской общественности» {333} .
И. Ф. Бэлза пишет: «Как известно…» Кому известно? И откуда взялась версия о том, что Моцарт сказал жене, что его отравили?
Ив Вюйтс рассказывает эту историю так:
«Одним прекрасным осенним днем Констанца отвезла его в Пратер, чтобы он развеялся и набрался сил. Они сели в удалении от всех, и Моцарт принялся говорить о смерти; он говорил, что сочиняет “Реквием” для самого себя. Слезы заблестели в его глазах, и он вдруг добавил: “Я чувствую, что мне недолго осталось. Меня точно отравили. Я не могу отделаться от этой мысли”. Эти слова тяжелым грузом легли на сердце Констанцы» {334} .