Салка Валка
Шрифт:
Слушая его, Салка Валка не могла не признать, что в его словах было много разумного. Правда, она не представляла, в какой степени это могло привиться здесь, в местечке. Что касается ее лично, то она не возражала бы взять свою долю, если большевикам удастся отобрать имущество у Богесена и разделить его. И хотя в этой речи она не много находила такого, что отвечало бы се личным интересам, ее возмущало поведение подрядчика. Он продолжал теснить оратора, пытался сбить его, что, естественно, вызывало оживление и смех в зале. Наконец, не вытерпев, Салка во весь голос спросила, намерен ли подрядчик вести себя прилично, как все остальные, и спокойно слушать оратора. Ее вмешательство вызвало общее одобрение.
— У пролетариата нет ничего. Его отношение к семье и детям не имеет ничего общего с семейной жизнью буржуа. Промышленность, представленная здесь главным образом рыболовством, промышленность и гнет капитализма, который повсюду одинаков, лишили пролетариат всех национальных особенностей. Мы прежде всего пролетарии, как миллионы трудящихся на капиталистических фабриках Англии, Франции, Америки и Германии. Законы, обычаи, религия для
Теперь, более чем прежде, Салка была убеждена, что там, в большом мире, злые люди вложили безумство в душу этого бледного юноши. Она не помнила, с какого места она начала ловить каждое его слово. Казалось, то же самое происходило с другими; мужчины перестали откашливаться и отплевываться, уже не слышно было шума и возни, и только через открытое окно доносилось с берега щебетанье птиц.
— Существование класса буржуазии и его господство привело к тому, что капитал сосредоточивается в руках немногих. Растет капитал, растет и его прибыль. Источник жизни капитала — наемный труд рабочих. Основа наемного труда — излишек рабочих рук. Но развитие промышленности кладет этому конец. Оно объединяет их в профессиональные союзы под революционным знаменем. «Прогресс в области промышленности», которому всячески стремилась препятствовать буржуазия, подрывает, помимо ее воли, основы ее организации, производство и частную собственность. Капитализм сам роет себе могилу. Его падение так же неизбежно, как неизбежна победа рабочего класса.
При помощи этого нового смелого аргумента оратор принялся доказывать необходимость лишения богачей их собственности. Всех тех, кто до сих пор купался в изобилии, следует сдать на иждивение прихода согласно непреложному закону, а неимущие, такие, например, как Бейнтейн из Крука, должны управлять миром. Салка Валка не помнила, чтобы жители Осейри с таким вниманием прислушивались к какой-либо премудрости — если она не касалась рыбы и улова — и с таким сильным желанием понять и разобраться во всем. Правда, нельзя сказать, чтобы в зале все время царила тишина. Когда речь зашла о диктатуре пролетариата, снова началось громкое сморкание, вытирание рук о носки; нелегко было сразу разобраться, как это бедняки смогут прокормить таких же нищих, как они сами, да еще если никто не будет владеть лодками. Утешало только одно: им не раз уже приходилось слышать всевозможные невероятные истории, ну, например, хотя бы историю о том, что Иисус, беднейший человек, накормил пять тысяч человек одной краюхой хлеба и самым ничтожным количеством рыбы — даже картошки не понадобилось. Кроме того, следует добавить, что аудитория обычно охотно прислушивается к бойкой и умной речи, даже если она им и не совсем понятна, потому что в душе каждого человека глубоко сидит уважение к тем, кто может прочесть молитвенник и умеет нацарапать свое имя. А на сей раз перед ними был образованный человек. По лицам членов союза рыбаков легко можно было заметить, что они ни на минуту не сомневаются в том, что перед ними толковый парень, даже тогда, когда он пускал в ход самые сложные и непонятные положения из Коммунистического Манифеста. Некоторые уже надеялись, что доклад кончится разговором о высоких материях. Однако этого, не случилось. В заключение, когда рабочий класс поделил мировые богатства и сбросил с себя власть имущих, увлеченный оратор спустился с облаков и приземлился в Осейри у Аксларфьорда, у подножия отвесных скал.
Он начал говорить о необходимости повышения заработной платы, о том, что рабочие должны выработать свои требования и предъявить их фирме, включив сюда и требование о выплате заработной платы деньгами, как установлено законом. Он призывал к созданию союза, который охватил бы всех рабочих местечка, стоял на страже их интересов и отстранял от работы тех, кто не подчиняется его решению. Правда, он ни словом не обмолвился о том, что нужно отобрать деньги у Йохана Богесена и разделить их между собой. Потом он заявил, что союз необходимо организовать сегодня же вечером, и, нужно сказать, некоторым это пришлось не по душе. Затем оратор заглянул в будущее. У него были сведения о том, что зимой состоятся выборы муниципалитета. Рабочие, говорил он, должны защищать свои интересы на этих выборах. Следующим шагом будут выборы в альтинг летом будущего года. Само собой разумеется, рабочим нужно сплотиться вокруг своих кандидатов. Затем докладчик подчеркнул необходимость создания кооператива среди рабочих местечка. Он уже представлял себе, как в будущем ловля рыбы будет производиться коммуной. И не только рыбаки, но и рабочие берега будут объединены в коммуну. Они выстроят в долине большую ферму, оснащенную современной техникой, и все маленькие дети в поселке будут иметь молоко.
— Это подстрекательство и большевизм! — закричал кто-то в конце зала. И подрядчик вновь стал наступать на оратора, готовый, как петух, ринуться в драку.
Но докладчика не легко было сбить, наоборот, он стал еще красноречивее, чем прежде. Он говорил о будущем коммунального рыболовства, ловко играя цифрами, доказывал, какие доходы оно может принести и как все это легко осуществить. Это будет рыболовецкая флотилия, принадлежащая отцам бедных семейств этого местечка и их женам. Возможность получения займа, необходимого для этого начинания, зависит от того, кто получит большинство на выборах в альтинг — консервативная или прогрессивная партия. То же самое касалось и большой фермы, которую коммуна выстроит в долине не без помощи государства. И вот тогда-то дети смогут все лето играть на чудесной зеленой траве, а свежее молоко, сливки и баранина будут развозиться на тележках по домам бедных тружеников, которые всю свою жизнь не представляют себе иной пищи, кроме рыбных отходов, которые они обычно собирают в мешки и на спине тащат домой, и разве только по воскресеньям
— Если вы думаете, что это только мечта, и не верите, что рабочие могут добиться всего этого своими собственными руками, то я могу сообщить вам: рабочие уже добились этого в самом большом государстве мира — в России, которая занимает одну шестую часть земли и где живет сто шестьдесят пять национальностей, а ведь лишь немногие из них находились на более высоком культурном уровне, чем мы.
Закончив свою речь, оратор предложил сделать перерыв и попросил тех, кто не заинтересован в создании профсоюза, покинуть зал. Не успел он произнести эту фразу, как поднялся сильнейший шум. Все заговорили разом. Кричали, что-то доказывали друг другу — одни ратовали за капитализм, другие — против, раздавались авторитетные голоса, утверждавшие, что создавать союзы из преступников и воров — чистейшая диктатура. Настаивали на открытии дискуссии, нужен ли такой союз вообще. Хвала богу, люди здесь еще не опустились до положения покорных рабов, чтобы так легко поддаться насилию большевизма и предоставить прихвостню Кристофера Турфдаля возможность лишить народ свободы действий, дарованной законом от 1851 года — или, бог его знает, в каком это было году, — тем более что здесь, на собрании, присутствуют видные умы с довольно полным карманом. Пока сторонники большевизма совещались между собой, кому из них следует дать отпор всем этим крикунам, а председатель приходского совета откашливался и прочищал горло, с места поднялся человек, видимо не уяснивший себе, что собрание достигло самого драматического момента. Он поднялся лишь потому, что один маленький вопрос смущал его христианскую совесть: среди хаоса и шума его дрожащий, старческий голос прозвучал совершенно неожиданно. — Я хотел спросить докладчика об одной незначительной вещи, которая меня очень интересует. Я знаю докладчика еще с давних пор, когда он был мальчонкой, ростом не больше кнутовища, а я тогда был кадетом в Армии спасения. Теперь ты стал ученым, побывал за границей, и я хочу спросить тебя об одной вещи. Скажи мне, правда ли, что Кристофер Турфдаль держит разную тварь, завезенную из России? Вот на этот вопрос я хотел бы получить ответ. Я уверен, что и другие не прочь знать правду. Об этом у нас в местечке ходит много слухов. Вот и все, что я хотел спросить.
Но как всегда, когда Гудмундур Йоунссон задавал вопросы, каждый думал о своем, и никто не удосужился выслушать его. Одни были слишком умны, другие слишком зажиточны, чтобы снизойти до ответа ему. Даже сам король, который был королем всех, и тот не ответил на его письмо. Вместо того чтобы ответить Гудмундуру Йоунссону и осветить этот интереснейший вопрос, волновавший все местечко последние шесть месяцев, председатель призвал аудиторию к тишине и порядку, так как известный гениальный поэт, учитель Йоун Йоунссон, собирался выступить с речью.
И хотя зал не утихомирился, несмотря на внушительное приказание председателя, школьный учитель все же поднялся с места. Худой, серьезный, с большими усами, в очках и с огромным подвижным кадыком, он принялся читать свою речь, написанную убористым почерком.
— Как известно, хевдинги и викинги, не смирившиеся с насилием короля Харальда, бежали сюда из Норвегии и основали наше государство. Они так любили свободу, что пожертвовали ради нее своей, родиной. Им пришлось жить в тяжелых условиях. Несмотря на все трудности, они создали здесь цветущее государство, доказав тем самым, на что способен свободный и независимый человек. Это научило всех добрых исландцев понимать и предвидеть, как может сложиться судьба народа, если он потеряет свою независимость и попадет в ярмо самодержавия.
— Кто не может помолчать — пусть убирается отсюда! — закричал управляющий.
Первый докладчик сидел, прислонившись к стене, и слушал с недоверчивой и насмешливой улыбкой. Школьный учитель продолжал чтение. Изложив в общих чертах историю Исландии, он пошел в наступление на основные положения программы социалистов.
— Основное положение в программе социалистов заключается в национализации средств производства и ограничении личных свобод. Если им удастся осуществить свою теорию на практике, то это неизбежно приведет к беспримерной в истории тирании и монопольному владычеству, чего не может потерпеть ни один свободомыслящий человек, И поверьте мне, мы вернемся к порядкам, царившим когда-то в этой стране, когда бедного крестьянина Хоульмфастура выпороли плетьми у позорного столба лишь за то, что он продал несколько рыбешек не в том торговом районе, где это было предписано хозяевами монополии.