Сама себе враг
Шрифт:
Она положила трубку и с торжеством взглянула на Вадима, который усиленно хватал ртом воздух — так же, как накануне, когда залпом выпил водку.
В коридоре послышалась внушительная дробь многочисленных шагов.
— Ладно, — он подался к дверям, — потом расскажешь.
— Как ты себя чувствуешь? — Вадим поймал ее за рукав пальто у самого выхода.
— Неважно. Особенно если принять во внимание, что сегодня я должна была положить статью о Журавлеве на
— Мне бы твои заботы, — искренне позавидовал он.
— Не мог же ты уследить за всеми!
— Ну конечно! Подумаешь, убили актрису под носом у следователя! — Терещенко совсем сник.
Она погладила его по небритой щеке и мягко улыбнулась:
— Никто не мог предположить, что собираются убить именно Лисицыну.
— Да, как правильно заметил Людомиров во вчерашнем спектакле, никому не известно, кто будет следующим…
Странно, но она восприняла это предположение довольно буднично, она даже не удивилась:
— Я думаю, что убийства связаны со спектаклем.
— Неужели? — усмехнулся он. — Какая свежая мысль.
— Нет, ты не понял. Сначала убили Гамлета — Журавлева, потом Офелию — Лисицыну. Нужно понять мотив, чтобы вычислить следующую жертву. Я думаю, что Лина — не последняя.
— Мотив… — задумчиво протянул следователь. — Кто-то задумал убить всех актеров, занятых в спектакле?
— Ну, Вадим. Это же очень плоско. Может быть, убийца пытается что-то сказать этими смертями, или он ставит свой собственный спектакль, но наоборот. На сцене Гамлет погибает последним от ранения отравленной шпагой, до этого тонет Офелия.
— Тогда он пропустил уже десяток персонажей. Я даже думать над этой версией не хочу, — Вадим отрицательно покачал головой. — Но ты права, стоит попытаться нащупать мотив. Хотя какие, к чертям, могут быть мотивы у сумасшедшего убийцы.
— Мне эти убийства не кажутся делом рук сумасшедшего. По-моему, тут присутствует какой-то трезвый расчет.
— А может быть, Лина что-то увидела, или услышала, или могла что-то вспомнить. Может, она случайная жертва, как иногда бывает.
— Тоже вполне вероятно.
— Ладно, все равно до результатов экспертизы говорить пока рано.
Он повернулся было, чтобы возвратиться наверх.
— Вадим, — позвала Алена.
Он оглянулся. Лицо его было бледным и осунувшимся.
— Как ты? — ей стало его жалко.
— Все хорошо, прекрасная маркиза, — грустно улыбнулся Вадим.
Она медленно подошла к нему, тронула губами его колючую щеку:
— А так?
— Так? Так гораздо лучше.
— Удачи.
Он кивнул и поплелся вверх по лестнице.
Алена вышла на улицу, сразу же пожалев, что не осталась за дверями театра, — на
«Господи! Только не это! Как я это ненавижу!» — про себя взмолилась она и попыталась быстро проскользнуть мимо толпящихся журналистов. Но не тут-то было.
— Алена! Алена Соколова! — предательски взревел Коржик, на бегу размахивая микрофоном. — Ты не можешь уйти просто так.
— От тебя — легко! — невежливо ответила она и ускорила шаг.
Но ее уже обступили со всех сторон:
— Что вы можете сказать об этом убийстве?
— Кого убили?
— Вы думаете, это самоубийство?
— Вы не связываете это убийство с изнасилованием в Солнцеве?
Алена с интересом посмотрела на того, кто выкрикнул последний вопрос:
— Неужели вы связываете?
Парень с виду был вполне вменяем, если такое определение подходит под телекорреспондента, проторчавшего все утро на диком холоде в ожидании новостей.
— Ты должна дать мне интервью, — Коржик схватил ее за локоть, — имей совесть!
Алена улыбнулась ему весьма приветливо:
— Только наедине.
— Все! — он помахал микрофоном над головой. — Собирайте собак, охота закончена — девушка моя!
— Не имеешь права! Нахал! — негодующе зашумели остальные, понимая, что им придется стоять у дверей театра и дальше.
— Имею, имею! — злорадно заверил всех Коржик.
Подпрыгивая от радости, а заодно и для того, чтобы согреться, он поволок Алену к своей служебной машине. За ними бежал оператор с камерой на плече.
Отойдя от продолжавших возмущаться журналистов на приличное расстояние, Коржик остановился и серьезно посмотрел на нее:
— Значит, так — я задаю вопрос, ты отвечаешь. Можешь не торопиться, говори поподробнее, потом подрежем.
— Прости меня, Коржик, — произнесла Алена, едва справляясь с угрызениями совести, — но я ничего не могу тебе рассказать.
— Нет! — округлил он глаза. — Ты не можешь меня так подставить!
— После окончания расследования первое интервью — твое, — заверила она.
— Мне нужно сейчас, — похоже, он собирался разрыдаться.
— И не пытайся, — предостерегла она его, — на меня это не подействует.
— Ну хоть пару фраз!
— Даю маячок: через полчаса из театра выйдет следователь Терещенко. Но он догадывается о толпе журналистов, поэтому выйдет через технические ворота.
— Ты просто чудо! — Коржик чмокнул ее в щеку.
— Только не говори ему, кто навел, — кисло улыбнулась Алена.
В редакции Алену встретили настороженно. Как только она уселась за свой стол, к ней тут же подлетел Лешка Вакунин и, потрясая длиннющими патлами, озвучил витающий в воздухе общий вопрос: