Сама себе враг
Шрифт:
«Зря ешь свой хлеб, — передразнила Катерину Алена. — В конце концов, коллекционирование сплетен сексуального характера не входит в мои профессиональные обязанности».
О профессиональных обязанностях ей напомнили практически тут же — Борисыч призвал к себе в кабинет и сразу заговорил о статье.
— Как раз этим я сейчас и занимаюсь, — честно отрапортовала она.
— Неужели?! — прокряхтел он и приложил руку к груди.
Алена изобразила на лице сострадание.
— И не пытайся, — отмахнулся он, — меня не жалеешь, так хоть родителей своих пожалей. Мало им было
— Вы же сами настояли, чтобы я писала статью о Журавлеве.
— Я так понимаю, что статьи этой все равно нет.
— Нет, — она предпочла сострадание заменить глубоким раскаянием.
— Вот садись и пиши.
— А что писать?! Я договорилась об интервью с Линой Лисицыной — ее убили.
— Значит, так, — шеф не был настроен на долгие препирательства, — если еще раз услышу твое имя в сводке криминальных новостей, самолично куплю тебе билет до Вены и посажу на самолет, поняла?
— А вот и не посадите, — усмехнулась Алена.
— Это почему же? — опешил Борисыч.
— Потому что теперь — я единственная журналистка, знающая это громкое дело изнутри. И все ждут от меня подробного репортажа о событиях в театре. С ним журнал «Оберег» поднимет свой рейтинг раз в десять! И еще — я первый свидетель в следствии. Ваши действия расценят как похищение важного свидетеля.
— Убирайся! — рявкнул Борисыч.
— Так мне писать статью или нет? — Алена обнаглела до того, что лукаво улыбнулась шефу.
— Чтобы в театр этот больше ни ногой! Я еще тетке твоей позвоню, — пригрозил он и вдруг, обхватив голову руками, протяжно застонал: — Это же нужно так уродиться в папашу! Наследственность, так вас распротак!
15
— Ну что же! Нас можно поздравить с первым успехом! — подытожила Корнелия, выслушав рассказ Алены о Вадиме и его внезапно всколыхнувшейся любви.
— Да… — неуверенно протянула Алена. — Но наши отношения постоянно осложняются каким-нибудь очередным убийством. А в коротких перерывах мы как-то наспех нравимся друг другу, так что я толком и не уверена, действительно ли это любовь.
— Что за глупости! — горячо воскликнула соседка и шумно хлебнула чай из чашки. — У всех отношения чем-то осложнены. У меня, например, Басик сутками торчит в магазине среди своих батарей, и что? Это только в мексиканских сериалах, кроме любви, у людей нет других интересов. А у нас жизнь стремительная: у тебя — работа, у следователя твоего — работа, так что нужно как-то приспосабливаться.
— Вот я и думаю, не приспосабливаюсь ли я? Может быть, меня тянет к Вадиму от одиночества?
— Какая разница, по какой причине тебя тянет. Если копаться в себе с таким пристрастием, то можно разрушить любое светлое чувство. Тянет — и все тут.
— Ну, не знаю…
— Ладно, с этим, считай, разобрались. Что дальше делать будешь? — Корнелия посмотрела на Алену долгим, внимательным взглядом.
— Вот этого я и боюсь, — краснея, призналась Алена.
— Ох, — всплеснула руками Корнелия и хихикнула, — покраснела, как девица. Я ведь не о том спрашиваю.
— А я не о том и отвечаю, — Алена покраснела еще больше, но уже от возмущения.
— Итак,
— Звучит как-то унизительно, — усомнилась Алена.
— И тем не менее я только повторяю прописную истину: мужчина любит женщину за слабость.
— А мне кажется, современная женщина должна быть сильной и самостоятельной.
— Мне тоже так кажется, — кивнула Корнелия, — но что поделаешь, если мужики — по природе консерваторы. Они по-прежнему тупо любят немощных и убогих. Приходится притворяться.
— Глупости! Не хочу я ломать комедию перед любимым человеком!
— Вот поэтому ты и сидишь одна, — толстуха применила запретный прием, но тут же мягко улыбнулась моментально скисшей оппонентке. — Ты попробуй. Попытка — не пытка. Вот ознакомься, — она торжественно вручила Алене очередную книжку с весьма обещающим названием «Как стать настоящей женщиной».
— Ты не поверишь! — радостно заорал Вадим, ворвавшись с улицы в довольно многолюдное фойе Пушкинского музея искусств и узрев у зеркала Алену.
Кроме нее, на него уставились десятка два посторонних глаз. Он тут же смутился и, понурив голову, подошел ближе.
— Ты опоздал, — как бы между прочим заметила она, — на сорок минут.
— Ну, зато ты успела как следует оглядеть себя в зеркале, — он торопливо чмокнул ее в щеку и кинул куртку ошалевшей от такого напора гардеробщице.
— Я уже сто раз успела оглядеть себя в зеркале, — проворчала Алена, но, вспомнив разговор с Корнелией, попыталась улыбнуться как можно дружелюбнее. Честно говоря, далось ей это с большим трудом, она бы предпочла растерзать его. «И почему я до сих пор не ушла?» — сама себе удивляясь, она с ног до головы оглядела своего мучителя, по вине которого уже успела намозолить глаза всем служащим музея. Еще бы — почти час таскалась из угла в угол!
— Хорошо, прости меня, пожалуйста, я опоздал! — он повинно уронил голову, светлая челка упала на лоб, приведя ее почему-то в неописуемый восторг. «Какой же он все-таки красавчик! Хоть и опоздал на первое официальное свидание!»
— Похвально, что ты все-таки признал свою вину, — она откинула прядь с его лица и взяла Вадима за руку. — Пошли наконец, насладимся замечательными копиями.
— А я думал, что здесь одни подлинники, — разочарованно протянул он.
— Ты ошибался.
— Тогда нужно было начинать с Третьяковки.
— Пушкинский музей был твоей идеей, — сочла долгом напомнить Алена, но тут же перед ее глазами предстал толстый образ соседки, грозящей ей пухленьким пальчиком, и она, стиснув зубы, невыразительно промямлила: — Хотя я тоже давно мечтала побывать здесь.