Самая длинная ночь
Шрифт:
Ей, по ощущениям Остапа, одинаково пошла бы, как полицейская форма или вечернее короткое платье, так и мантия монахини или общевойсковой костюм зашиты. Глупой женщина абсолютно не была, но умением закосить «под дуру» доводила Марину до сводящей скулы ярости, а Максима Михайловича до момента, когда ему нечего было сказать, а такое случалось ой как редко. Ольга перевелась в отдел после расформирования Наркоконтроля 18 , в котором, имея должность старшего оперуполномоченного по особо важным делам, занималась профилактикой преступлений в сфере незаконного оборота наркотиков. Звучало это внушительно, а на деле функционал Ольги заключался в хождении по школам, училищам, префектурам и администрациям с лекциями о вреде наркомании. Начальство в лице майора Алешина, к слову, было к Ольге куда более благосклонно,
18
ФСКН, как отдельная независимая служба расформирована в 2016 году. Все подразделения вошли в состав МВД.
Остальные две вакансии в штатном расписании были плавающими. Периодически в отдел в усиление направляли оперов с Управления, но те надолго не задерживались, поскольку работать здесь было тяжело и медом явно не пахло. Вот и сегодня, как в основном, и всегда, пара стульев были пустыми, людей на должностях не было.
***
Получив свою порцию головомойки от «МММ», Остап решил, было, сразу отправиться в кабинет Алешина, но Максим Михайлович имел принцип всегда идти на ковер вместе со своими подчиненными сотрудниками, а сегодня и вовсе проявил чудеса заботы, предварительно руководителю отдела, позвонив. Тот к явному удовольствию Остапа сейчас оказался занят, и оперативник перед началом рабочего процесса остался у МММ на кофе.
– Ты что-то не важно выглядишь, Остап? – Максим Михайлович общался абсолютно спокойно, все его недовольство рабочими показателями Остапа, сошло, казалось, на нет.
– Да перебрал вчера, после этого гаража… Приехал домой ближе к вечеру, и ничего не смог с собой поделать…
– Да я видел, Олеська фотки показывала, что думаешь-то?
– Да вы знаете, все не просто там, мне кажется. Я далек от мысли, что это несостоявшийся поджог с целью сокрытия или горячечный бред.
– То есть думаешь не разборки алкоголиков? М-да, давненько я такого не припомню.
– Лучше бы это были они, быстро бы дело закрыли (МММ при словах Остапа поморщился, он с молоком матери учил своих подчиненных, что уголовные дела не закрываются, а направляются в прокуратуру в порядке, предусмотренном Уголовно-процессуальным кодексом), да и все, круг общения даже у бездомной выяснить при сильном желании можно. Но нутром чую, что этим все не ограничится, – неожиданно толи с похмелья, толи от открытой форточки, Остапу вдруг стало холодно, и он болезненно поежился.
– Да, только садиста-убийцы нам накануне закрытия года и не хватало, хотя и дело – то вроде не наше, а Управления, но все равно, приятного мало, начнут поручения слать, – вздохнул Максим Михайлович, но исходя из риторики, Остап уловил, что рабочие моменты, по всей видимости, его волновали больше смерти людей, – ладно, Остап, иди работай, материалы, ты, все-таки, прикрой, что сможешь, желания вешать на тебя взыскание и премии лишать перед новым годом, нет никакого, и так ведь не платят ничего. Что у тебя, кстати, с Олесей-то?
–А что? – сухо отозвался Остап.
–Да просто…
–Да считайте, что уже ничего, расстались пару месяцев назад…
–Эх, – «МММ» хмыкнул с видом рыбака,
–Максим Михайлович, не переживайте, все нормально!
–Да как за вас – оболтусов не переживать. У меня и есть-то жена вы да собака, детьми-то Бог не одарил, только Настины от первого брака, и те живут в Питере, – он вздохнул и стал еще мрачнее, – Все материалы закрыты только у Мишки с Антоном, а вы… Эх, ступай.
–Да ладно, вам, Максим… – начал было, Остап, но начальник лишь раздраженно отмахнулся от него рукой, и прошипел что-то вроде «Иди в жопу».
Про объяснение за опоздание старый бульдог, видимо, забыл.
Остап вернулся в свой кабинет, и хоть сегодня в силу своего физического состояния работать был абсолютно не настроен, слова «МММ» странно подействовали на него. Стало неудобно перед немолодым руководителем, ведь тот, на сколько было известно Остапу, всегда защищал и отстаивал своих подчиненных, и не хотелось его лишний раз подставлять.
Остап углубился в чтение материалов и латание заплат по оным. Рапорта, справки, формальные ответы на поручения, постановления об отказе в возбуждении дел или продлении сроков проверок. Не то чтобы, работа сильно интеллектуальная, но необходимая для прикрытия собственной задницы. Через два часа плодотворного, но не безболезненного для головы труда, четыре материала из тринадцати были приведены в божеский вид, но несмотря на все желание, сосредоточиться до конца, Остап не мог. Не покидали мысли о произошедшем вчера преступлении, возникало желание поработать над версиями именно по нему, но в тоже время, хотелось взвыть от тоски, дело к его ведению не относилось. По непонятным для себя самого причинам, может пожаловаться, может просто отвлечься, он решил позвонить Олесе, даже не надеясь, что та еще на работе, но ошибся. Недовольная девушка, как раз, по причине произошедшего вчера преступления, никак не могла до конца отчитаться перед Управлением, а отсутствие у нее на руках копий материалов, которые так и не соизволил передать Всеволод Иванович Большаков, было лишним и гигантским препятствием. Взяв трубку, девушка сходу выпалила: «Че надо?», даже не разбираясь, с кем общается. Она устала и была в легкой ярости от тупости Управленческих клерков, уже несколько часов трясших с нее бумаги, которых у нее не было.
–
–Олесь, ты как?
–Остап, да просто, ад (он, именно он, дорогуша, подумал про себя Остап), – заныла Олеся, – из-за одного старого напыщенного козла, который забрал материал, я не могу смениться. Так он, еще и издевается, и нашей дежурке сказал, что материал будет только через пару часов, которые случились уже четыре часа назад. Блин, я хочу спать, есть и в душ!
–Именно в этой последовательности? – попытался пошутить Остап, и, видимо, ему это удалось. Голос его бывшей девушки смягчился:
–Дай подумать, да, именно так, вернее нет, еще я хочу выпить, но это надо будет вклинить первым пунктом. Как ты? Вчера под конец ты совсем неважно выглядел.
–Да ничего, нормально, Олесь, а на память, сделаешь мне не учтенную фототаблицу, все равно ты ее делала для Большакова…
–Нуу, не знаааю, – растягивая слова ответила Олеся, – а какой резон делать ее именно для тебя, только краску на принтере переводить? – «Вредничает», – подумал Остап.
У него отлегло от сердца, пришло осознание того, что впервые за два месяца после расставания, Олеся наконец-то начала успокаиваться и не принимать само его существование в штыки. А эта привычка девушки ра-стя-ги-вать слова и изображать при этом задумчивость ударили в сердце смесью нежного тепла и небольшой толики разочарования и боли, оттого, что их союз и встречи прекратились. Отношения с Олесей, как и вообще, все свои предыдущие отношения, Остап складывал из разноцветных микроскопических кусочков мозаики, состоявшей из запахов, привычек, обрывков разговоров, сигаретного дыма на кухне, и всех других малюсеньких нюансов, отпечатавшихся персональным клеймом в его памяти и душе.
– Олесь, ну не зна-ю (девушка хихикнула с его пародии на саму себя), с меня «Лакомка» (это было любимое мороженое Олеси), или совместное кино – на «Джокера» (любимый ее персонаж), – Остап давно хотел этого примирительного киносеанса с девушкой в память об их страсти, и в надежде сохранить хотя бы приятельские отношения.
– Так его давно не показывают…
– Так мы найдем, где показывают!
– Нет, Лучше, «Лакомку», – грустно ответила девушка, – зайди через пять минут, распечатаю.