Самая лучшая сказка Леонида Филатова
Шрифт:
А Филатов все сомневался, нервничал, дергался: «А вдруг отзвука не будет? И что? Уходить потом под шорох собственных ресниц?.. Володя стал меня заставлять… Я говорю: «Да не могу я, Вова… Я грохнусь еще. Ты что! Тут же навык нужно иметь, нахальство определенное…» А он: «Вот навык с нахальством и придет!» Но я все равно стоял за кулисами и думал: вот прочитаю что-нибудь из Маяковского, и баста. Вдруг слышу: Володя… объявляет, что я буду читать свои пародии. Тут уж деваться некуда… Так что, если бы не Володя, я, возможно, и не рискнул бы никогда обнародовать свои пародии. Потом-то уже читал их и в Будапеште, и в Москве. Он ведь меня стал везде таскать, как
С тех пор, признавался Филатов, я осмелел. Часто стал выступать. Рано или поздно я сам бы вышел, но когда бы это было… Чуть позже он даже попал на Всесоюзный конкурс артистов эстрады и стал лауреатом в разговорном жанре.
«Лоббируя» филатовские пародии во время своих сольных выступлений в разных городах, Высоцкий не стеснялся в эпитетах и комплиментах их автору, часто повторял (в разных вариациях): «У него оказался уникальный дар… Эти пародии, несмотря на то что были написаны только для театральных вечеров, имеют самостоятельную ценность… К счастью, он обладает даром имитации. Поэты часто ходят к нам в театр, многие из них – члены нашего худсовета, и Филатов за ними наблюдает. И ему удается не только сделать пародии на стихотворный стиль, но и актерски показать поэтов…»
Со временем Филатов стал уже без всякой боязни выходить с ними на сцену и элегантно раздавать словесные пощечины «олимпийцам» отечественной поэзии – Сергею Михалкову, Расулу Гамзатову, Роберту Рождественскому… Доставалось и, казалось бы, «неприкасаемым», по духу и по крови истинно таганским авторам – Андрею Вознесенскому и Евгению Евтушенко. Впрочем, «объекты» пародий на пересмешника отнюдь не обижались. Ведь, как говорил их автор, это «лишний раз поклон, если на тебя делают пародию, значит ты чего-то значишь… А заслуга Евтушенко в том, что он привлек внимание сотен, если не тысяч людей к поэзии. Может, не будь Евтушенко, я до Пушкина добирался бы тыщу лет…»
Выступления Филатова на эстрадных подмостках пользовались большущим успехом. Даже сам Аркадий Райкин весьма многозначительно оценил литературно-драматические способности своего несостоявшегося (в Театре миниатюр) артиста или завлита. «Как-то на вечере в ВТО, – вспоминал Филатов, – стою за кулисами и слышу: «За Райкиным идет Филатов». Я бросился к конферансье: «Федя, ты с ума сошел! Я не могу в таком порядке!» Вдруг сзади мягко рука ложится на плечо, и до боли знакомый голос: «Артисту Филатову можно идти после артиста Райкина». Это был не комплимент, ни в коем случае. Это означало, что он меня простил…»
Простил великий маэстро за то, что в свое время никому не ведомый актер Филатов проявил отчаянную смелость и отклонил более чем лестное предложение Мэтра поработать вместе в его театре.
Увлечение стихотворными пародиями у Филатова, впрочем, довольно скоро миновало. Один знаменитый скульптор дал ему мудрый совет: «Брось заниматься ерундой. Пародирует других только тот, кому нечего сказать от себя. Пиши самостоятельно». А он и так писал «от себя». Только никому не показывал. Правда, у него тогда не было принципа «ни дня без строчки», как у Юрия Карловича Олеши. Были не то что дни, ухмылялся в усы Филатов, целые годы без строчки. Писать – это ведь не ходить каждый день на службу…
На Таганке в те годы многие писали. Я не говорю о самом главном сочинителе – Владимире Высоцком. Но блистал своими рассказиками-экспромтами, искрометными каламбурами,
В основном они писали не для публикаций, не для потомков, не для вящей славы – для себя, для застолий, капустников, короче, для друзей. Как оказалось, писать для друзей – это не так уж мало. Важно только, каких друзей себе выбирать.
Шеф к подобным литературным упражнениям своих актеров, как говорится, «дышал неровно» и всемерно их поощрял. Если появлялся на горизонте человек с драматическими данными и притом с литературной жилкой, обязательно брал в труппу. «Ведь театр он строил на хорошей литературной основе, – пояснял Филатов, – поэтому нуждался в исполнителях, остро чувствующих слово…» Да ведь мастер и сам грешил стихами. «Вы – режиссер, Юрий Петрович, но я люблю Вас как поэта…» – преклонял пред ним колено Андрей Вознесенский.
Юрий Петрович с удовольствием включал актеров в общий театральный творческий процесс. Общаясь с коллегами из других театральных коллективов, Леонид Алексеевич с гордостью говорил: «Наш театр с самого начала заваривался студийно. Сами участвовали в оформлении, в написании инсценировок, музыки, текстов песен, помогали режиссировать… Наш театр – единственный, где главный режиссер стремится максимально использовать все таланты своих актеров… Студийность – это учеба, воспитание рабочего отношения к искусству».
Владимир Высоцкий, Борис Хмельницкий и Анатолий Васильев писали музыку к спектаклям. Целая группа начинающих режиссеров – Вениамин Смехов, Леонид Филатов и тот же Анатолий Васильев – пробовала свои силы, совместно с Мастером работая над спектаклем по поэме Евгения Евтушенко «Под кожей статуи Свободы». Чуть позже все актерские усилия слились в особое зрелище «В поисках жанра» или «В поисках себя». Поначалу они хотели это свое представление назвать «Срезки», так как там присутствовали фрагменты некоторых прежних таганских спектаклей с их авторским участием. Но слово это какое-то неблагозвучное, рассказывал Владимир Семенович Высоцкий, обидное: «Срезки». Наконец, кому-то пришла идея в голову назвать это зрелище довольно банально, но точно. Постоянными участниками представления, неизменно собирающими переполненные зрительные залы, были, собственно, сам Высоцкий, потом Филатов, Золотухин, Дмитрий Межевич. Впрочем, состав исполнителей смело варьировался в зависимости от обстоятельств…
В определении творческого потенциала театра Андрей Вознесенский высказывался, как всегда, изысканно метафорично: «Блистательные актеры ее («Таганки». – Ю. С.) ренессансно одарены – поэты, композиторы, прозаики…»
В общем, в дураках оставались те, кто с пеной у рта доказывал, что любимовский театр – театр марионеток, театр без актеров. Нет, тут скорее была своеобразная таганская артистическая республика. Дураки же на Таганке попросту не приживались, а те, кто все-таки оставался в надежде затеряться в тени кулис, – попросту лишались «гражданства».