Самая последняя правда
Шрифт:
– Я все-таки посмотрю, если ты не возражаешь, – кивнула я, принимаясь читать.
– Упрямая ты, Иванова, – между тем разглагольствовал подполковник, наблюдая за мной. – Ты потому и не замужем до сих пор, что привыкла во всем полагаться на себя!
– Разве это плохо? – не поднимая головы, мельком спросила я.
– Конечно, плохо! – возмущенно подтвердил Мельников. – Ты же не позволяешь мужику рядом с тобою почувствовать себя героем! Ты все сама, все сама! У него и руки опускаются. И все остальное – тоже. А мужчину нужно
– Слушай, тебе можно открывать курсы для желающих выйти замуж, – посоветовала я. – Платные, разумеется. Думаю, найдется немало девиц, готовых платить за твои рекомендации. Только если мне и суждено выйти замуж, я хочу, чтобы мой избранник воспринимал меня такой, какая я есть!
– Не суждено, – грустно и даже обреченно бросил Мельников. – Надеялся я тебя Папазяну все-таки сбагрить, да, видно, не получится…
– Что значит – сбагрить? – оскорбилась я, резко выпрямившись на стуле. – Что вы вообще там себе навыдумывали с Папазяном?! Вы с возрастом прямо как старые бабки-сплетницы становитесь!
Мельников что-то возразил, но я этого уже не услышала, потому что среди одного из списка пассажиров авиарейсов вдруг увидела имя и фамилию – Альберт Гайслер. Стараясь подавить волнение, я всмотрелась внимательнее. Альберт Гайслер вылетел в Москву второго декабря, в восемнадцать сорок пять. Больше пассажиров с такой фамилией зарегистрировано не было, а это предполагало, что Гайслер улетел один – в смысле, без семьи.
– Андрюша, – чувствуя, что сердце мое забилось учащенно, быстро проговорила я. – Мне нужно узнать все о некоем Альберте Гайслере, семьдесят третьего года рождения!
– Почему он тебя так заинтересовал? – после паузы спросил споткнувшийся на полуслове Мельников.
Я молча протянула ему письмо, найденное мною в ящике стола Ирмы Линдгардт.
Мельников внимательно прочел его и хмыкнул:
– И это все? Да мало ли Альбертов на свете?
– Может, и немало, – назидательным тоном почтальона Печкина провозгласила я, – да не все из них именно второго числа из Тарасова улетают! А Ирма исчезла второго, вечером. Вышла с работы в шесть, а через сорок минут авиалайнер унес этого Альберта Гайслера высоко в небо. Имя это, кстати, не так уж часто встречается. К тому же Гайслер – фамилия немецкая, понимаешь? А Ирма тоже имеет немецкие корни.
– Почему «немецкая»? – скептически посмотрел на меня Мельников.
– А какая же, по-твоему? – недоуменно поинтересовалась я.
– По-моему, она типично еврейская! – категорически заявил подполковник.
– А отчего ты язвишь? Никогда не замечала за тобою антисемитских настроений! Альберт Гайслер – нормальное, вполне арийское имя. И они могли вместе с Ирмой отправиться на родину предков.
– Но ее-то в списках нет! – с нажимом произнес Мельников.
– Вот именно, – тихо сказала я. – А это может означать одно из двух: либо она улетела вместе с ним под другим именем, либо…
И мы с Мельниковым, не мигая, уставились друг на друга.
Поднимаясь по длинной белой лестнице, ведущей ко входу в парк-отель «Богемия», я с удовольствием вдыхала свежий воздух, насыщенный запахом многолетних елей, росших по обе стороны дорожки.
– Таня, привет, дорогая! – Людмила Захарченко, как обычно, светилась радужной улыбкой, встречая меня в холле отеля. – Никак мы с тобой не пересечемся! Прихожу – тебя нет. Ухожу – тоже нет. Как ты устроилась?
– Спасибо, все отлично, – поблагодарила я ее.
– Я смотрю, ты не стала скупиться и взяла люкс, – одобрительно кивнула головой Людмила, листая книгу, в которой были записаны фамилии посетителей.
– Да, знаешь, я не люблю мелочиться. К тому же мне и впрямь необходимы многие вещи, которые обеспечивает ваш люкс.
Я остановилась рядом с приятельницей, немного поболтать.
– Наши номера рассчитаны на представителей любого класса! – подчеркнула Людмила тоном профессионального рекламодателя. – Каждый может выбрать именно то, что нужно ему.
– Угу, – кивнула я, из любопытства заглядывая в книгу.
Мои фамилия-имя-отчество были вписаны в нее аккуратным разборчивым почерком. Слушая вполуха эту пиар-кампанию Люды Захарченко в адрес их заведения, я машинально перелистывала страницы. Вдруг одна запись заставила меня застыть на месте. Я посмотрела на дату и почувствовала, что кровь прилила к моему лицу. Я уже не слышала монолога Людмилы, вперив взгляд в крупные буквы. Они гласили «Альберт Христианович Гайслер». Запись была сделана второго декабря, в восемнадцать часов сорок пять минут. Занял господин Гайслер сто первый номер эконом-класса.
– Люда… – бесцеремонно перебила я щебетание подруги. – Альберт Гайслер все еще снимает номер в этом отеле? И кто он такой? Мне нужно знать о нем все!
Людмила удивленно и даже обиженно воззрилась на меня.
– Я тебе рассказываю важные вещи, – начала было она, но осеклась под моим взглядом, который, видимо, очень уж красноречиво свидетельствовал о том, что мною руководит отнюдь не праздное любопытство и не желание познакомиться с Альбертом Гайслером с целью завести легкий флирт.
Захарченко посмотрела на меня уже более серьезно и, понизив голос, как минимум, на два тона, сказала:
– Но я не знаю его! Я не могу запомнить абсолютно каждого посетителя, тем более что… – Она взглянула на дату и заключила: – Тем более что второго декабря меня в отеле не было.
– Хорошо, а кто был? И вообще, он сейчас на месте, этот Альберт Гайслер? Уточни!
Людмила проверила ключи от номеров и заявила:
– Его сейчас нет, ключ на месте. Можно поговорить с горничной по этажу, возможно, она сможет больше рассказать о нем.