Сами боги
Шрифт:
Борьба разгоралась, и землянин уже не пытался следить за всеми ее перипетиями. Порой гимнаст только касался перекладины и не успевал за нее ухватиться. Тогда все зрители наклонялись над барьером, словно готовые прыгнуть ему на помощь. Марко Фор получил удар по кисти, и кто-то крикнул: «Штраф!»
Фор не сумел схватить перекладину и упал. На взгляд землянина падение это было довольно медленным. Фор гибко изворачивался, протягивал руку то к одной перекладине, то к другой, но каждый раз чуть-чуть не доставал до них. Остальные гимнасты замерли, словно на время падения игра
Фор падал уже довольно быстро, хотя дважды слегка притормозил, успев хлопнуть ладонью по перекладине.
До пола оставалось совсем немного, но тут Фор сделал резкое движение в сторону и повис головой вниз, зацепившись правой ногой за поперечный брус. Раскинув руки, он висел так в десяти футах над полом, пока не смолкли аплодисменты, а затем вывернулся и мгновенно взлетел вверх по перекладинам.
– Его сбили запрещенным приемом? – спросил землянин.
– Если Джин Вонг действительно схватила Марко за запястье, а не хлопнула по нему, то за это полагается штраф. Но судья признал честную блокировку, и не думаю, чтобы Марко потребовал проверки по видеозаписи. Он мог бы остановить свое падение гораздо раньше, но он обожает эффектные трюки в последний момент. Когда-нибудь он не рассчитает и сломает руку или ногу… Ого!
Землянин удивленно оглянулся на нее, но Селена смотрела не в шахту.
– Это один из секретарей представителя Земли, и, по-видимому, он ищет вас, – сказала она.
– Но почему…
– А кого же еще? Ни к кому другому у него тут дела быть не может.
– Но с какой стати… – начал было землянин.
Однако секретарь – судя по его сложению и походке, тоже землянин или недавний иммигрант – направился прямо к нему, явно чувствуя себя неловко под обращенными на него взглядами, в которых за равнодушием пряталась легкая насмешка.
– Сэр, – сказал он, – представитель Готтштейн просит вас…
Глава пятая
Квартира Бэррона Невилла была не такой уютной, как квартира Селены. Повсюду валялись книги, печатное устройство компьютера в углу было открыто, а на большом письменном столе царил полный хаос. Окна были просто матовыми.
Едва войдя, Селена скрестила руки на груди и сказала:
– Бэррон, человек, живущий среди такого беспорядка, вряд ли может мыслить логично.
– Уж как-нибудь! – ворчливо ответил Бэррон. – А почему ты не привела своего землянина?
– Его затребовал к себе представитель. Новый представитель.
– Готтштейн?
– Вот именно. Почему ты не мог освободиться раньше?
– Потому что мне нужно было время, чтобы сориентироваться. Нельзя же действовать вслепую.
– Ну, в таком случае делать нечего, придется подождать, – сказала Селена.
Невилл покусал ноготь на большом пальце и свирепо уставился на обгрызенный край.
– Просто не знаю, как следует оценить сложившуюся ситуацию… Что ты о нем скажешь?
– Он мне нравится, – решительно ответила Селена. – Держится для земляшки очень неплохо. Соглашался идти, куда я его вела. Ему было интересно. Он воздерживался от категорических суждений, не смотрел сверху вниз… А я ведь нет-нет да и говорила ему не слишком приятные вещи.
– Он опять спрашивал про синхрофазотрон?
– Нет. Но ему и не нужно было спрашивать.
– Почему?
– Я ведь сказала ему, что ты хочешь с ним встретиться, и упомянула, что ты физик. Поэтому, мне кажется, все вопросы он намерен задавать тебе.
– И ему на показалось странным, что у гида его группы вдруг оказался знакомый физик?
– Что тут странного? Я сказала, что ты мой приятель. А для таких отношений профессия большого значения не имеет, и даже физик может снизойти до презренного гида при условии, что этот гид – достаточно привлекательная женщина.
– Селена, хватит!
– Ах, так… Послушай, Бэррон, по-моему, если бы он плел какую-нибудь тайную паутину и искал моего общества только потому, что рассчитывал с моей помощью добраться до тебя, он держался бы более напряженно. Чем сложнее и нелепее заговор, тем он уязвимее и тем больше нервничает тот, кто заинтересован в его успехе. А я нарочно вела себя чрезвычайно непосредственно. Я говорили обо всем, кроме синхрофазотрона. Я повела его на коктейль.
– И что же он?
– Ему было интересно. Он держался совершенно спокойно и наблюдал за гимнастами с большим любопытством. Я не знаю, чего он хочет, но никаких коварных замыслов он, по-видимому, не вынашивает.
– Ты уверена? А почему же представитель так поспешно потребовал его к себе и помешал нашей встрече? По-твоему, это хороший признак?
– Не вижу, почему его надо считать дурным. Приглашение, переданное в присутствии двух десятков лунян, тоже как-то не выглядит тонким коварством.
Невилл откинулся, заложив руки за голову.
– Селена, будь добра, воздержись от безосновательных выводов. Они меня раздражают. Начать хотя бы с того, что он никакой не физик. А ведь тебе он говорил, что он физик?
Селена задумалась.
– Нет. Это сказала я. А он не стал отрицать. Но сам он ничего подобного прямо не утверждал. И все-таки… все-таки я убеждена, что он физик.
– Это ложь через умолчание, Селена. Возможно даже, что он искренне считает себя физиком, но он не получил соответствующего образования и никогда как физик не работал. Да, он что-то там кончил, но научной работой никогда не занимался. Пытался, но у него ничего не вышло. Не нашлось лаборатории, которая захотела бы его взять. Он занесен в черный список Фреда Хэллема и много лет возглавляет этот список.
– Это точно?
– Я все проверил, можешь не сомневаться. Ты же сама меня упрекнула, что я так задержался… Все выглядит настолько замечательным, что это даже подозрительно.
– Но почему? Я что-то не понимаю.
– Не кажется ли тебе, что такой человек прямо-таки напрашивается на наше доверие? Ведь он явно не должен питать к Земле добрых чувств.
– Если твои сведения точны, то рассуждать можно и так.
– Сведения-то точны! То есть в том смысле, что, наводя справки, я получил именно эти факты. Ну а вдруг кто-то как раз и добивается, чтобы мы рассуждали именно так?