Саммерленд, или Летомир

Чабон Майкл

Последнее, чем известен Клэм-Айленд помимо своих превосходных моллюсков (если вы их любите) и рухнувшего моста, — это дожди. Даже в той части света, где люди привыкли к осадкам, Клэм-Айленд считается необычайно сырым местом. Говорят, что дождь здесь идет не меньше двадцати минут ежедневно, как зимой, так и летом. На острове Сан-Хуан, в Таксме и Сиэтле в этом уверены, но сами островитяне знают, что это не совсем так. Еще в детстве они узнают, что на западной оконечности Клэм-Айленда летом никогда не бывает дождей. Ни минуты. Там, благодаря какой-то климатической аномалии, на протяжении всех трех летних месяцев всегда сухо и ясно.

На карте Клэм-Айленд напоминает бегущего на запад кабана. Его

большая морда под названием Вест-Энд заканчивается единственным торчащим клыком. Большинство местных жителей называют этот мыс, где летом никогда не бывает дождя, Кабаньим Зубом, Западным Зубом или просто Зубом, но есть у него и другое название — Саммерленд, или Летомир. Именно на Зубе проводит островная молодежь свои летние каникулы, на нем устраиваются клубные пикники и барбекю, там играются летние свадьбы, там островитяне особенно любят играть в бейсбол.

Игры начались, как только на остров прибыли пионеры, в 1872 году. В городке, в магазине Харли, висит фотография, где кряжистые лесорубы и рыбаки, усатые, в старомодных фланелевых костюмах, стоят с битами в руках под развесистым земляничным деревом. Надпись на фотографии гласит: КЛЭМ-АЙЛЕНДСКАЯ ДЕВЯТКА, САММЕРЛЕНД, 1883.

Бейсбол процветал на острове так долго, что спортсмены успевали родиться, вырасти и умереть. Здесь существовало с полдюжины лиг для всех возрастов, как мужских, так и женских. Остров в прошлом знавал лучшие времена. Люди тогда любили сырые устрицы и мидии больше, чем сейчас. Простой американский рабочий запросто съедал во время ленча три-четыре дюжины соленых, скользких моллюсков. Устричный бум и всеобщая любовь к бейсболу шли рука об руку много лет. Теперь устричные отмели загрязнены или заросли планктоном, а клэм-айлендская молодежь, как это ни грустно, не слишком увлекается бейсболом, хотя некоторые совсем неплохо бегают, отбивают и ловят. Одни предпочитают баскетбол, другие вседорожные велосипеды, третьи довольствуются тем, что смотрят спорт по телевизору. В том сезоне, о котором я собираюсь вам рассказать, клэм-айлендская лига «Мустанги» насчитывала всего четыре команды: «Шопвэй Энджелс», «Дик Хелсинг Риэлти Редс», «Большеногие таверны Бигфута» и «Рустерс», проигравшую, как уже упоминалось, все семь первых матчей. В масштабе Вселенной семь проигрышей в начале сезона — не такое уж важное дело, но игроки «Рустерс» воспринимали это очень болезненно, и Этан был не единственным, кто собирался уйти из команды.

— Вы что, ребята, — сказал мистер Олафсон в тот день, собрав «Рустерс» вокруг себя перед игрой. Он был очень высокий, худой человек с волосами, как пожелтевшая газета, и грустным выражением лица. Это выражение появилось еще до начала сезона, поэтому Этан знал, что мистер Олафсон грустит не по его вине, но все-таки чувствовал себя виноватым всякий раз, как смотрел на тренера. Кайл Олафсон, тренерский сын, играл на третьей базе и был, кроме того, лучшим после Денни Дежардена питчером «Рустерс». Он подавал довольно сильно для своего возраста, но не очень хорошо контролировал свои подачи и всегда пребывал в дурном настроении, поэтому противники его побаивались. Вечное недовольство и буйный нрав были, пожалуй, самыми ценными качествами Кайла как питчера.

— Я знаю, некоторые из вас немного повесили нос после прошлой игры, — продолжал мистер Олафсон. — Мы было потерпели тяжелое поражение. — Этан всем нутром и даже зубными пломбами чувствовал, как старается мистер Олафсон не смотреть на него и три его ошибки своими бледными, грустными глазами. Этан был благодарен тренеру — ничто не могло доставить Этану Фельду большего счастья, чем сознание, что никто на него не смотрит, — но все равно краснел. — Наш счет в этом сезоне 0:7 — я понимаю, что при таком раскладе трудно не вешать нос. Но что такое счет? Просто циферки

на бумаге. Он ничего не отражает — ни какие мы люди, ни какая мы команда.

— Вообще-то, если информации достаточно, — сказал чей-то басок, — каждого человека можно представить в сериях цифр и координат на бумаге.

Игроки «Рустерс», слушавшие мистера Олафсона с определенным доверием, надеждой и желанием, чтобы его слова оправдались, дружно заржали, а мистер Олафсон нахмурился и с заметным раздражением повернулся к Тору Уигнатту, стоявшему, как всегда, вне круга.

Тор возвышался над всеми прочими членами команды «Рустерс», хотя и был их ровесником, — он вообще был самым высоким из одиннадцатилеток Клэм-Айленда. В девять лет он тоже был выше всех своих сверстников, и в пять лет, и в два года. Головой он почти доставал до ключицы мистера Олафсона, а в плечах был даже пошире его. Он рос во все стороны сразу, голос у него звучал, как камни в железной бочке, на верхней губе и щеках пробивались темные волосы. Он носил тяжелые темные очки и считался крутым, но сам себя почему-то считал искусственным гуманоидом по имени Дубль-3. Тор постоянно талдычил всем, что Дубль-3 — самая сложная и совершенная модель во Вселенной, но, как все искусственные гуманоиды, больше всего хотел быть простым, как все, человеком. Такой образ мыслей, как вы можете себе представить, не лучшим образом сказывался на отношениях Тора с другими ребятами. Со своими могучими руками и плечами он выглядел идеальным игроком с битой, но на деле, как правило, вылетал после трех подач.

— Тор, — сказал мистер Олафсон, — я ведь просил тебя не перебивать меня своими смехотворными бездоказательными заявлениями!

На прошлой игре Тор отвлекал всех своей теорией насчет того, что прямо под Зубом расположен действующий подземный вулкан — потому-то здесь летом и сухо. Он утверждал, что способен улавливать сейсмические колебания своими «сенсорами». Его трепотня о том, что на днях «эта штука рванет и разнесет весь квадрант на атомы», раздражала мистера Олафсона почти так же, как плохая игра Этана.

— Можешь ты чем-то доказать свои слова, Тор? — настаивал мистер Олафсон. — Можешь представить, например, меня на листке бумаги?

Тор поморгал. Он стоял прямо позади Дженнифер Т., которая была единственным человеком в команде, а может, и на всем острове, относившимся к нему как к более-менее нормальному человеку. Она даже бывала у него дома, где, по слухам, чудовищно толстая миссис Уигнатт живет в прозрачной пластиковой палатке и дышит воздухом из баллона. По ее словам, никакой палатки и никакой матери-великанши там не было и в помине.

— Это правда, — сказал наконец Дубль-3. Он всегда упорствовал в своих убеждениях, как, по мнению Этана, и полагалось искусственному гуманоиду — они ведь все запрограммированы. Этан дружил с Тором больше всех после Дженнифер Т., но никогда не относился к нему, как к более-менее нормальному человеку — ему было ясно, что Тор ненормальный.

— Ты принес нам какие-то таблицы или графики, Тор? — нажимал мистер Олафсон, явно решивший побить Тора его же оружием. — Есть у тебя доказательства или нет?

Тор, помедлив немного, потряс головой.

— Тогда я попрошу тебя занимать свой процессор исключительно вычислениями, касающимися мячей и бит.

— Да, сэр.

— Итак. — Мистер Олафсон взглянул через поле на команду «Энджелс». Их тренер, мистер Гэнс, раздавал каждому из своих игроков по паре браслетов. Цвета «Энджелс» — красный и синий, и браслеты были такие же. Игроки «Энджелс» говорили, что получают браслеты за то, что победили во всех семи матчах сезона. На каждом браслетике был изображен Родриго Буэндиа, великий бомбардир взрослых «Энджелс» из Анахейма. — Вот чего я жду от вас сегодня. Я хочу, чтобы вы сосредоточились…