Самодурка
Шрифт:
– Нет, Марго, спасибо, душечка! Отлежусь. Подремлю, может...
– Ну, дрыхни! Я после прогона вечернего позвоню. "Тени" опять прогоняют с оркестром - что-то там у дирижера не ладится.
На том и порешили.
* * *
К пяти вечера, еле собравшись с силами, Надя двинулась на вокзал. За нею тенями, правда отнюдь не бесплотными, следовали Колины молодцы.
Голос железнодорожной сивиллы возвестил:
"Поезд Абакан - Москва прибывает на шестой путь всемнадцать десять."
Неужели
– нарастало предчувствие. И резкое как щелчок молниеносное знание: да, сегодня! Сейчас!
Она заторопилась в конец перрона - в это поезде вагон-ресторан обычно цепляли в хвосте состава.
Вот он! Надвигается. Наползает. Шипит...
Грязно-зеленый гремучий змей. На хвосте погремушка - красный вагон-ресторан.
В вагон Надя вошла одна, попросив ребят подождать на платформе.
Коридор. Никого... Где-то здесь должен быть, в самом конце вагона, за занавеской.
Появился, наконец. Побелел! Весь как-то сразу обмяк.
Она почти осязала как дрожат у него колени.
Подошла, стараясь двигаться неторопливо, не доходя пол-шага остановилась - лицом к лицу.
– Здравствуйте, Василий Степанович! Вы, наверное, уже поняли, что совершили ошибку - зачем на меня наехали? Не надо было вам этого делать, Василий Степанович. Совсем не надо! Однако, меня не интересует ни ваша богатая биография, ни род занятий, - меня интересует только мой кот. Верните кота!
Повернулась и пошла по вагону к выходу, бросив на ходу:
– Идемте за мной!
Струков послушно поплелся следом.
Ребята у выхода его поджидали, молча встали по сторонам, под белы рученьки подхватили и повели...
Он, голубок, разом лет на десять постарел, сгорбился, ноги свои сосиски еле передвигает, живот мешком над поясом перекатывается...
Наде его стало жаль.
Подвели к зданию вокзала, прижали к стене в уголке между двумя закрытыми киосками. Надя от них в сторонку отошла, там и осталась стоять.
Только потом, отпустив на волю "клиента", ребята доложили ей: мол, поведали Стпукову все, что о нем им известно, что висит он на волоске и что крупно ему повезло, потому как требуется от него только кот.
– Повезло тебе, гнида, что у дамы характер не мстительный и упекать тебя не собирается!
Результатом проведенных переговоров явился клочок бумажки с адресом. Ребятам Струков сказал, что продал кота сразу же по приезде в Москву.
15-ая Парковая, 12, квартира 5.
Костикова Тамара Давыдовна, товаровед магазина "Дары моря".
Надя сунула записку в карман своей шубки. Все в ней сжалось, подобралось - внутренне она уже устремилась к цели.
Кивнула ребятам:
– Ну... большущее вам спасибо! Дальше уж я сама.
– Не было указаний, - возразил тот, что был похож на героя-любовника, - черный, усатый, одетый с иголочки... только шрам на шее его выдавал.
– Мы должны всюду вас сопровождать.
– Я утром с Николаем Петровичем переговорила... у него сегодня две важные встречи - так что, видно, он просто не успел лично вам передать... А мне сказал: передай моим на словах: после получения результата - свободны!
– И все-таки он должен был сам... мобильный всегда при нем. И при нас, конечно! Н-да, - покачал головой второй, который выглядел заметно попроще и вид имел донельзя замученный. Пелена смертной усталость застила взгляд. Не знаю, странно все это. Миш, ты как думаешь?
– Ну, мы с Николай Петровичем после семи все равно пересечемся... так что...
– Михаил неуверенно поглядел на друга и принял решение.
– Ладно. Поверим вам на слово. Думаю, не в ваших же интересах нас обманывать...
– Да, что вы! Не сомневайтесь - он вам сам подтвердит. Спасибо за все! Может, когда-нибудь с женами в театр соберетесь - я буду очень рада! Мой телефон у вас есть. Звоните мне. Обязательно звоните, не стесняйтесь, хорошо?
Оба молча кивнули и растворились в вечерней сгустившейся мгле.
На мгновение внутри что-то дрогнуло: может, не надо было этой самодеятельности, может, зря ребят отпустила? И Коля рассердится...
Но, отбросив сомнения, она уже мчалась к цели - к ей одной ведомой цели: замкнуть круг, восстать! И любые попутчики на этом пути были ей помехой.
– Ларион, я бегу! Потерпи ещё капельку...
– выдохнула, подлетая к стоянке такси.
У стоянки - группа носильщиков с тележками. Трется какая-то шваль...
На лету зацепилась за что-то, обернулась...
– Ууууууу! Курносая! Говорил же тебе, отползай!
Бомж! Хватает за сумочку. Крючья цепких вздувшихся пальцев на ремешке. Гнусавит, пыхтит, наваливается - точно мертвец из воды наплывает... Белый голый мертвец из её сна о реке.
– Все не слушаешься! Все воюешь! Ааааааа, труха ментовская! Ааааааа, сука! Колечко отдай! Дай колечко батяне на пропитание!
– и цепляет за палец, на котором горит кольцо - белым светом своим алмазным горит - крепко хранит её бабушкино благословение...
Сумку выдернула из лап, отмахнулась, будто дурной сон отгоняя.
– Сгинь!
– а сама нащупала в сумке баллончик газовый.
Но бомж сам отстал, раскорячился, законючил:
– Вот га-адина! Батя-аню обижать! Сама напо-о-орешься... сама сгинешь!
– и, хлюпая носом, расхихикался, а потом вдруг расквохтался гундящим горлом как ошпаренный старый индюк.
Но Надя уже забаррикадировалась от вокзального бреда дверцей такси, и понеслась машина через Большую Черкизовскую, через Щелковское шоссе, мимо автовокзала к маленькой неприметной улочке на окраине города.