Самолётиха
Шрифт:
*- Тут какая-то накладка в рассказе. Вообще, вроде как Ю-87 (Лаптёжник) не имел пушечного вооружения и для штурмовки не использовался, его основным и единственным оружием против наземных целей были бомбы в достаточном количестве и ассортименте, а для самообороны имел два пулемёта калибра 7,92 спереди и один у заднего стрелка. Пушек у него не было, в отличие от многих других немецких самолётов. Но хоть во всех справочниках пишется, про именно такое вооружение, но очень специфичная и узнаваемая внешность самолёта не даёт его спутать ни с кем иным. По воспоминанию многих, при атаках с него наземных целей упоминаются именно пушечные, а не пулемётные попадания. К примеру, один эвакуировавшийся на корабле по Ладоге мужчина, тогда подросток лет четырнадцати, описывал атаку двух Ю-87 (других самолётов не было), сначала сбросили по две бомбы из-за чего буксир с баржей неподалёку получил сильный крен, но дошёл до Кобоны. А во время заходов и обстрелов одно попадание пришлось в лежавший на палубе неподалёку чемодан с вещами. Чемодан взорвался и куски вещей (книги, альбомы, носильные вещи) разлетелись в клочья и у него уже на берегу из плеча достали снарядный осколок, а второй глубже он носил в
**- Анна Ивановна Гошкина - реальный человек, действительно была доцентом кафедры общей хирургии 1-го ЛМИ им. акад. И.П.Павлова. В 1941 году училась на пятом курсе, по ускоренной программе до нового года закончили обучение и были направлены на фронт. Всю войну прошла во фронтовых медсанбатах, награждена многими орденами и медалями (речь не про юбилейные). Первый год работала вместе с мужем, они учились на одном курсе и поженились перед войной. Во время одной из операций случился налёт гитлеровской авиации, и её муж был тяжело ранен. Она закончила начатую операцию и после этого сделала операцию своему мужу... Всё правда, так и было.
***- Готова подписаться под каждым словом. Когда читала кучу гадостей, которые полезли про ГУЛАГ после перестройки и особенно цифры и количества заключённых. Цифры, замечу, больше количества погибших на войне. Вот только в семье моей бабушки с войны не вернулись четыре брата деда, в семье моей другой бабушки с войны не пришло трое мужчин. В деревне сейчас на памятнике погибшим в войну выбили список погибших на фронте там больше пятидесяти человек, в деревне дворов меньше. Из посаженных и арестованных в деревне в те годы старики вспомнили только одного совхозного водителя-ворюгу, которого за воровство и посадили. Да, во время войны на Байкале местные фактически не ели своего родного омуля, потому, что он весь шёл на запад - в госпиталя и в действующую армию. И многие не знающие, на фронте считали, что им дают селёдку, когда на самом деле иногда это был легендарный деликатесный Байкальский омуль. И никто с автоматами на причалах рыбаков не встречал и рыбы добывали, не смотря на уход мужчин на фронт, даже не больше ли, чем до войны и всю старались переработать и отправить скорее чтобы ценная рыба не пропала. Так и где ГУЛАГовские миллионы? Я потом уже когда вся эта вонь пошла, спрашивала у своих знакомых о погибших на войне и посаженных или расстрелянных. Да нашла одну семейку, где кого-то посадили по 58-й статье, три года дали. Семейка, к слову, при первой возможности усвистала якобы в Израиль на родину предков, а потом вроде писали письма знакомым из Канады. Так, я понимаю, что за дело посадили, хоть им и обидно до слёз. Больше из моих друзей и знакомых никого никто не сажал, а вот погибшие на войне почти в каждой семье. К слову, в упомянутой, пострадавшей от кровавой ГэБни семье, никто не погиб и не воевал даже, все вовремя узнали про волшебное слово "эвакуация"... Для сравнения память о карательных отрядах Колчака и его продразвёрстке в Сибири, которые по времени были на двадцать лет раньше сохранилась великолепно. Сохранилась с подробностями и именами, кого застрелили при сопротивлении, кого к забору гвоздями прибили, кого шашками порубили, кого повесили или запороли насмерть, а ведь деревня вольная казачья, где даже окружной атаман поостережётся голос без повода повышать... Так, что нет веры в Солженицинское враньё!
Глава 52
Будни фронтовые
Мне было очень любопытно, как себя поведёт начальник. С утра пошла на аэродром, проверить, что за вечер и ночь сделал Николай Евграфович с помощниками и вообще каков наш статус, мы готовы лететь или нужно день-два на ремонт просить? Техник всё сделал и дырки не только заклеил, а даже закрасил, благо почти белые ночи и тепло. Усталый, конечно до черноты, но довольный, и на моё сочувствие лишь отмахнулся, что после нашего отлёта отоспаться успеет. Ещё раз поблагодарила техника и гордого, почти новенького Барбоса и пошла в штаб полка, звонить в отдел, доложить, что к вылету готова и узнать своё расписание на сегодня. Разговаривала с Ваней Хромченко, его куда-то сегодня с Красильниковым отправляют, а раз я на крыле, то и проблем нет, как раз перед этим решали, кто и куда сегодня едет и летит, если я не на крыле. Из полунамёков поняла, что Иван с Красильниковым куда-то в тыл к немцам намылились и, скорее всего, вылетят после обеда или вообще вечером.
Мы два дня назад тоже в немецкий тыл летали. Иван меня перед вылетом заинструктировал совсем, да и меня саму знатно потряхивало, жутковато как-то, ведь в тыл к немцам... Да и Николаев, обычно одним автоматом в полётах обходившийся взял ещё один для меня и даже принял у меня быстро зачёт на тему: "Что тянуть?... Куда давить?... И откуда пули вылетают?...". С Иваном перед вылетом проложили маршрут, несколько раз проговорили ориентиры в пути и особенности площадки. В итоге, всё оказалось до невозможного тривиально и обыденно. Летели в партизанский край Ленинградской области за Любань. Там в болотах и в истории Соседа во многих деревнях всю войну немцев так и не увидели, хотя фронт ушёл далеко на восток. Иван туда летал уже не раз, поэтому все его инструкции были по делу, маршрут в обход зениток и низенько над самыми деревьями. Долетели, нас встречали со всем радушием. Мне даже предложили, пока пассажир дела делает и решения решает, в баньке попариться. Но я отказалась, о чём позже очень жалела, если бы знала, что у меня почти полный день и даже часть ночи, с удовольствием бы намылась. Так же и обратно, так ни одного немца и, не увидев ни в небе, ни на земле, даже линию фронта прошли над болотами, где никакого фронта с обеих сторон нет. С обеих сторон патрулируются только края болота. А ещё эти болота любят разведгруппы, до нелепого доходит, говорят, там по весне наша группа встретила немецкую и полдня воевали, а наши патрули не знали, что им делать, стрельба на болоте и наши туда недавно ушли, а группа без рации - за языком...
Когда по прилёту Николаев стал меня торжественно поздравлять с боевым крещением, я даже обиделась, хотя формально ответила по уставу. Действительно в нашем тылу летать порой куда опаснее, хотя и понимаю, что раз на раз не приходится и как ни крути, а там внизу немцы, а здесь садись где хочешь, вернее, сможешь, - везде наши. Так, что по зрелому размышлению формально Сергей Николаевич прав полностью...
Вообще, схему и логику мышления Николаева мне не постичь и я наверно никогда не буду готова, к резким поворотам его мыслительных эволюций. В первый день, когда прилетели к танкистам, вернее рембат, который стоял глубоко в тылу за Будогощью, после покидания самолёта он вдруг приказал мне подстрелить из револьвера сидящую на ветке метрах в двадцати ворону. В общем, пока до меня дошло, что от меня требуется, пока я достала и взвела свой наган, ворона, до этого внимательно разглядывавшая нас своим глазом сорвалась в полёт наверно ещё за секунду до моего выстрела, ну, вы ещё скажите, что в этих умных летающих крыс можно попасть не из засады. То есть тест на стрельбу и меткость я с треском провалила и теперь со мной кто-нибудь в приказном порядке три раза в неделю стреляет из нагана и других пистолетов. На мой лепет, что я всё-таки лётчик и шансов, что меня в воздухе выручит пистолет или вообще понадобится, очень мало. Он вполне резонно заметил, что из всего времени суток, в воздухе я максимум несколько часов, а всё остальное время я на земле, где пистолет вполне может выручить, а значит, им нужно уметь пользоваться. Вот теперь стреляю, уже два раза до звона в ушах и дрожи в руке мы изводили боеприпасы. В принципе, бессмысленными эти занятия я совсем не считаю, ведь носить на ремне пистолет, это может отпугнуть только хулиганов малолетних, но их и без пистолета можно не особенно бояться. А вот если противник серьёзнее, то одного вида и наличия нагана уже мало, его нужно уметь применять и делать это правильно. А для этого только один путь, тренироваться и стрелять, без ссылок на "нравится - не нравится"...
Начальник приехал с Мышаковым, вылез из машины бледноватый и с тросточкой. эМка тут же уехала, а Николаев подошёл ко мне и спросил:
– А откуда вы вчера были так уверены, что сегодня я буду в состоянии лететь?
– Да, тут ничего сложного, товарищ полковник. Дырку в борту я видела, а когда вам перевязку делала, под кожей пулю прощупала, то есть направление раневого канала уже представить могла, потому и жгут вам сразу сняла. С такой раной, если не нагноится, вас бы недельку подержали и выписали. А вы человек занятой и должность у вас ответственная, так, что вам сразу предложили амбулаторно лечиться и только на перевязки ездить, я думаю. А значит, вы сегодня с утра были на перевязке и нам лететь только чуть позже. Я ничего не перепутала?
– Да, нет, словно со мной вчера рядом были. Но откуда?
– Знаете, Сергей Николаевич, вот Александр Феофанович уже перестал мне это вопрос задавать, принял такой, какая я есть. Я же рассказывала, что анатомию в школе учила, что на сестринскую практику в больницу ходила, так и Сергея Викулина тоже лечила по своему пониманию, как говорят, в основном всё правильно сделала. Софья Феофановна вообще утверждает, что у меня врожденное клиническое мышление, хотя порой я и говорю с её точки зрения парадоксально неправильные вещи, вот только я эти неправильные вещи могу обосновать логически, а она ссылается на какие-то медицинские авторитеты и фамилии... Я ответила на ваш вопрос?
– Более чем.
– Ну, что? Летим в Мегорский погост, до которого вчера не добрались?
– Нет, сегодня в пятьдесят четвёртую армию, помните, где это?
– Помню... Можно грузиться...
Вообще, меня тут Сосед как-то подколол, дескать, уже, сколько летаешь, а на облака только издали смотришь. Да, как-то правда вылетело из головы, как узнала ещё в Мордовии, что у моего У-двасика потолок всего три тысячи, а облака часто на высоте порядка десяти километров, словом, как-то у меня эта идея отодвинулась сама собой и забылась почти... Хотя в один день облачность низко висела, что даже бомберы не летали, а нам раздолье, двести метров до нижней кромки - это почти пяти полосное шоссе для У-дваса. Скоростникам на их скоростях ничего толком не разглядеть и любое неловкое движение и уже в землю воткнулся, а нам летай - не хочу. И можно немного расслабиться, что и немцев к земле приковало. Вот я в эти низкие облака ради интереса влетела. Обманули! Туман и туман, даже ощущение сырое похоже... А вот до тех настоящих облаков, которые как горы я не долетела пока, да и не рвусь. Почему? А знаете, хочется оставить и сберечь мечту и сказку, а так долечу, и будет у меня на одну сказку в душе меньше. А оно того стоит?...
Раз уж стала вспоминать, пока везла начальника в штаб армии, вспомнила, как в один из дней спела Иде и Софье песенку Никитина "Ласкающийся ёж":
Убегу - не остановишь,
Потеряюсь - не найдёшь!
Я - нелепое сокровище,
Ласкающийся ёж...
Убегу - не остановишь,
Потеряюсь - не найдёшь!
Я - нелепое сокровище,
Ласкающийся ёж...
Вниз по лесенке
Позвольте пройти,
Весёлой песенки