Самозванка (дореволюционная орфография)
Шрифт:
– Да никуда не вытащишь васъ, бывало!… Вы одни?
– Совершенно…
– Очень радъ, садитесь, родной. Эй, Максимъ, стулъ сюда и стаканъ!… Пойло это употребляете, Николай Васильевичъ?
– Во благовременіи…
– Ха, ха, ха… Ну, а лучше ужъ ни время, ни мста не придумаешь… Я сижу тутъ одинъ, – гуляючи зашелъ, – знакомыхъ посматриваю, а вы какъ снгъ на голову!… Пожалуйте-ка…
Шмелевъ налилъ стаканы и чекнулся съ Салатинымъ.
– Максимъ, еще бутылку!…
– Позвольте теперь ужъ мн спросить, Петръ Ильичъ…
– Нтъ, нтъ!… Вы у меня за столомъ мой гость…
– Но
– А вотъ прослушаемъ „отдленіе“, да въ кабинетикъ и сядемъ… Цыганъ послушаемъ, или венгерочекъ, или пвичекъ Анны Захаровны… Хе, хе, хе… надо ужъ васъ посвятить во вс тайны сего мста!…
– Очень радъ… Ho мн вдругъ сть захотлось…
– Отлично!… Я дома поужиналъ, – я, вдь, живу тутъ на дач, но какой-нибудь „деликатесъ“ съмъ съ удовольствіемъ и вамъ компанію сдлаю…
Салатинъ сълъ что-то, выпилъ передъ дою рюмку водки, потомъ еще шампанскаго и у него въ голов зашумло, но это не былъ тяжелый мучительный „хмель мало пьющаго человка“. Нтъ, – это былъ тотъ пріятный, веселый „угаръ“, который охватываетъ крпкаго здороваго человка, которому хорошо, весело, который попалъ въ пріятную компанію и который уже „заряженъ“ радостнымъ настроеніемъ.
Шмелевъ наполнилъ стаканы и опять чекнулся съ Салатинымъ.
– He будетъ-ли? – усмхнулся Салатинъ. – Я, вдь, очень мало пью…
– А я тостъ хорошій предложу! – проговорилъ Шмелевъ.
– Напримръ?
– Напримръ, вотъ за эту очаровательную брюнетку, которая сидитъ съ какимъ-то старцемъ и все на васъ смотритъ да любуется вами…
– Нтъ…
Салатинъ усмхнулся и взялъ бокалъ…
– Выпьемъ не за эту брюнетку, а за блондинку одну…
– Ага! – засмялся Шмелевъ. – „Предметъ“, что-ли блондинка-то?
– Предметъ…
– Идетъ!… А имя какъ?
– Вра…
– За здоровье прекрасной Вры!…
Они выпили.
– Пора вамъ, Николай Васильевичъ, подругу себ облюбовать! – продолжалъ Шмелевъ. – Что вы это по блу свту въ одиночеств-то бродите, да небо коптите!… Законнымъ бракомъ что-ли сочетаться надумали?
– Можетъ быть…
– Ну, дай вамъ Богъ… Богата?…
– Какъ вамъ сказать?… И да, и нтъ… Можетъ быть и очень богатою, но, вдь, я не ищу богатой невсты…
– Своего много? Хе, хе, хе…
– Хватитъ… Я ищу „человка“ и… и нашелъ…
– Поздравляю!…
– Но я боюсь, Петръ Ильичъ… Я ее мало знаю… очень мало… Страшно, Петръ Ильичъ!…
– Э, полно вамъ!… Судьба, батюшка, и найдетъ, и укажетъ, и подъ внецъ поставитъ!… А невсту выбирай, милый мой, такъ… „вглядися въ очи ей, – коль очи свтлы, – свтла душа“!…
– Очи свтлыя!…
– Ну, такъ и шабашъ!… За свтлыя очи Вры!…
Они выпили еще.
– He очень она изъ ученыхъ? – спросилъ Шмелевъ.
– He очень… А вы разв врагъ образованія, Петръ Ильичъ?
– Ни чуть, голубчикъ! У самого дв дочки курсъ гимназіи кончаютъ и можетъ дальше пойдутъ, а только… только часто изъ очень то ученыхъ къ дому охладваютъ… А впрочемъ, милый мой, все отъ души зависитъ и коли душа хороша, а сердце доброе, такъ счастье обезпечено… Выпьемъ еще и пойдемъ цыганскій хоръ слушать, – очень хорошо въ такомъ раз фараончиковъ [16]
Салатинъ согласился, но пить больше ничего не сталъ, – онъ и безъ вина былъ пьянъ, „безъ веселья веселъ!…“
[16] Фараончиками называли цыган.
А вообще-то это пошло от предания о библейском Моисее, о тех фараоновых воинах, что погибли в море, когда гнались за пророком, и превратились в русалок (не в наших, лесных, а именно в фараоновых, они и обликом от наших отличались). Эти фараончики обладали глухими хриплыми голосами.
Цыган же фараончиками стали звать за их "тёмность" и происхождение (ошибочное, как мы знаем сегодня): европейцы полагали, что цыгане происходят из Египта.
Вышелъ онъ изъ ресторана въ четыре часа и отпустилъ своего лихача домой, такъ какъ Шмелевъ, живущий на дач въ Петровскомъ парк, домой его не отпустилъ и увелъ ночевать къ себ.
Салатинъ заснулъ крпкимъ сномъ и проснулся только въ десятомъ часу.
He дождавшись пробужденія Шмелева, онъ поскакалъ въ Москву, въ домикъ Степаниды Аркадьевны…
XXI.
Салатину казалось, что извозчикъ везетъ его изъ парка удивительно медленно и что дорог не будетъ конца.
– Да пожалуйста хорошенько! – поминутно говорилъ онъ. – Я теб на чай прибавлю, только позжай…
– Хорошо демъ, баринъ! – отвчалъ извозчикъ. – Лошадка у меня исправная и не устамши, – на-почин вашу милость посадилъ…
Наконецъ они пріхали на Полянку.
Вотъ и домикъ Степаниды Аркадьевны.
– Какая-то она днемъ? – думалъ Салатинъ о Вр. – Я, вдь, не видалъ еще ее днемъ въ женскомъ костюм.
Онъ на ходу спрыгнулъ съ извозчика, сунулъ ему деньги и побжалъ къ калитк.
Личико Вры мелькнуло въ окн.
Степанида Аркадьевна вышла встртить дорогого гостя.
– Ну, что, какъ? – спросилъ Салатинъ.
– Съли твою пташку! – смясь отвтила старушка. – Ничего, голубчикъ, ничего… все хорошо!… пожалуй!… Проснулась барышня, чмъ свтъ, и все къ окошку, все къ окошку! Чай теперь кушаетъ, внизъ сошла…
Салатинъ вошелъ въ залъ.
Вра стояла у чайнаго стола и смотрла на дверь; лицо ея такъ и пылало.
Она показалась Салатину еще лучше, чмъ вчера.
Они поздоровались.
– Были… тамъ? – тихо спросила Вра.
– Да…
Степанида Аркадьевна догадалась, что гостямъ ея есть о чемъ поговорить безъ свидтелей, и ушла, захвативъ съ собою самоваръ, который, по ея мннію, надо было подогрть.
– Бабушка обезпокоилась было „несчастіемъ со внукомъ“, но я вполн успокоилъ ее! – продолжалъ Салатинъ.
– А… мама?…
– Мам я разсказалъ все…
Вра слегка измнилась въ лиц и хрустнула пальцами.
– И что-же?
– Ничего…
Салатинъ взялъ двушку за руку.
– Успокойтесь, моя дорогая! – все кончится нашимъ взаимнымъ счастіемъ… Мама ничего не иметъ противъ васъ. Она будетъ рада и тоже счастлива… Милая вы моя, хорошая!…