Самшитовый лес. Этот синий апрель... Золотой дождь
Шрифт:
– Ты хороший человек, - говорил ему Илья Муромец.
А Добрыня Никитич доливал ему в бокал пиво:
– Запей… Хорошо будет.
– Я не пью, - говорил Филидоров.
– Только один шахтер не пьет, - говорил Алеша Попович.
– памятник на министерстве.
– Я не шахтер, - все более весело говорил Филидоров.
– Он шутит, - говорил Сапожников.
И профессор Филидоров уже ничего не боялся.
Только одни раз он испытал чувство ужаса и паники. Это когда все, и он с ними, оглашая ночь песнями, спускались вниз к морю и
Гости окружили патруль. Профессор отчаянно и благородно выступил вперед.
– Я профессор Филидоров… - сказал он.
– А это мои ученики…
– Потише, граждане, - сказал милиционер.
– Поздно уже.
С песней: "А кто твой муж, гуцулочка? Карп-аты!.." - гости двинулись в дом отдыха. А профессор Филидоров, Сапожников и тихий человек, которого все шахтеры называли Аркадий Максимович, сели возле тихого моря на теплую гальку. Последней подошла Неля.
– Стыдуха, - сказала Неля.
– Ну прямо стыдуха.
Она сегодня шепелявила, у нее губа треснула. И еще она боялась лететь на самолете, а ей улетать послезавтра.
– А почему боишься? Тошнит?
– Да сто ты? Мозно аэрон принять. Я на самолете не боюсь… Просто если он навернется, сто тогда будет?.. Смотри, губа треснула… Слусай, а это не рак?
– Не надо на ветру целоваться, - сказал Сапожников.
– Да ты сто? Откуда целоваться? У меня зених в Донецке… Видись, ессе треснула?
Это не рак?
– Рак, - сказал Сапожников.
– Ну - что ты пристала?
– А мне серт с ним, сто рак, - сказала она.
– Мне главное дело с родителями попроссяться… Ах, серт возьми, заль, сто не в Донецке заболела, не успею с родителями попроссятся…
– Не рак у тебя, не рак, успокойся, - сказал Сапожников.
– Сестно?
– Честно тебе говорю. Я знаю. Иди.
И Неля тоже ушла.
– Странно… - сказал профессор Филидоров.
– Это чудовищная дикость, варварство…
Водка эта, пиво… Но я никогда не проводил такого чудесного вечера… Все так непривычно… Вот вы шахтер, Аркадий Максимович… объясните мне…
– Я не шахтер, - сказал Аркадии Максимович.
– Я археолог.
Он увидел светлячка и нагнулся, Сапожников увидел светлячка и нагнулся, и они стукнулись лбами.
Так Сапожников познакомился с Аркадием Максимовичем.
Так в эту ночь возник, и, быть может, главный для Сапожникова, поворот на его жизненной дороге проб и ошибок. Но он этого, конечно, не знал тогда, и тем более не знал, к каким это его приведет выводам.
Аркадий Максимович перебирал камешки на берегу теплого моря и вдруг сказал, что в сборнике фантастики он читал сапожниковский рассказ о Скурлатии Магоме, нерадивом ученике будущего, и что его, как археолога, привлекла там одна мысль.
– Какая?
– спросил Сапожников.
Оказалось, мысль о том, что если машина времени возможна, то она уже изобретена в будущем, и в этом
Это очень простое объяснение и очень смешное.
– Из-за того, что смешно, - сказал Сапожников, - редактор и не хотел печатать.
Солидности ему не хватало… А без солидности какая наука?
– При чем здесь наука?
– сказал Филидоров.
– Это же фантастика. А фантастика для возбуждения фантазии.
Аркадий Максимович засмеялся и стал вспоминать сапожниковский рассказ. А Филидоров засмеялся и сказал, что это, конечно, не литература и не наука, а черт те что, но читать можно.
"Он только уснул, как вдруг услышал: -…И выходит, что интуиция, то есть предчувствие, - это момент восприятия информации из будущего, момент стыковки прошлого с будущим через настоящее, - сказал Скурлатий.
– Но если время движется вперед, почему оно вдруг с нами стыкнется?
– спросил Сапожников.
– А потому, что оно движется не только вперед, но и вихрем по спирали, и потому оно набегает сзади и проскакивает мимо нас, - сказал Скурлатий.
– И снова набегает сзади?
– Да… Но оно уже не то самое, что было… То есть мы то гонимся за прошлым, то отстаем от будущего и только моментами движемся с временем наравне. Мы не можем двигаться быстрее времени, но можем перескакивать на виток, бегущий обратно, или на виток большего диаметра и, значит, летящий быстрее… У нас поэтому и логика совершенно другая. У вас линейная…
– А у вас нелинейная, - сказал Сапожников.
– Я давно об этом догадался.
– А если это мы догадались?
– Нет… Я сам до всего дошел, - сказал Сапожников.
– Почему ты так решил?
– А потому, что если в моей природе нет способности воспринимать будущее, то никакие сигналы не помогут. Это раз, а во-вторых, если у меня нет хотя бы зародыша этой способности, то и у вас бы ее не было… Вы - мои потомки, а не я - ваш. И выходит, что передача от меня к вам важнее, чем от вас - ко мне, - сказал Сапожников. И вдруг сообразил: - Но ведь тогда совсем по-другому объясняется такая вещь, как расы и прочая этнография… Вы прилетали уже изменившиеся во времени и плодились здесь, скрещивались и выводили новую породу.
– И не один раз, - сказал Скурлатий.
– Саморазвитие - медленная штука. А так - мы вас развивали, а вы нас… Жизнь-то колесом катится, а не копьем летит.
– А что вам-то предстоит?
– Ну, судя по тому, что мы есть, - наше будущее нас не угробило.
– И то хлеб… - сказал Сапожников.
– Интересно… Выходит, возникновение новых рас - это скрещивание с будущим… Будущее влияет на нас сознательно и бессознательно, а вовсе не только прошлое, как мы предполагали. То есть причины наших поступков лежат и после нас, а не только до нас… Но почему вы считаете, что если переменить причину, то изменятся и последствия?