Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945
Шрифт:
Я оцепенел. Я не мог в это поверить, только не Хонда! Он был самым лучшим ведомым из всех, с кем я летал.
Ханда отвел глаза и, уставившись в землю, побрел к командному пункту. Не в состоянии произнести ни слова я последовал за ним, а он тем временем продолжил свой рассказ.
– Мы находились над Порт-Морсби, – тихо говорил он. – Кружили на высоте семи тысяч футов. Ни одного вражеского самолета в небе не было, и я стал высматривать самолеты на аэродроме.
Это моя вина, я во всем виноват, – бормотал он. – Я даже не заметил истребители. Это были «P-39». Точно не знаю сколько, но их было несколько штук. Они так быстро снизились, что мы ничего не успели понять.
Я остановился и уставился на него. Ханда побрел дальше. Он так никогда и не оправился от этой потери. Пусть он и считался в Китае асом, но, вероятно, утратил необходимые в воздухе навыки. Он никогда не участвовал в схватках с американскими истребителями, значительно опережавшими наши самолеты при пикировании. Что бы там ни произошло на самом деле, Ханда взял на себя всю ответственность за гибель моего ведомого. До окончания своего пребывания в Лаэ он был мрачен и бледен. Впоследствии он заболел туберкулезом и был отправлен домой. Много лет спустя я получил письмо от его жены. Она писала: «Вчера после продолжительной болезни мой муж умер. Выполняя его последнюю просьбу, я пишу это письмо, чтобы принести извинения. Он так никогда и не простил себе гибель в Лаэ того летчика. Умирая, он сказал: „Я храбро сражался всю мою жизнь, но я не могу простить себе гибель ведомого Сакаи“».
Погибшему Хонде исполнилось всего двадцать лет. Он был сильным человеком, умевшим стойко переносить тяготы и на земле, и в воздухе. Его отличала горячность, но он был любимцем в эскадрилье Сасаи. Я очень гордился им, он был лучшим моим ведомым. Я не сомневался, что ему уготована судьба аса.
Остаток дня я в оцепенении слонялся по базе. Я не обращал внимания на других летчиков нашей эскадрильи, клявшихся отомстить за своего товарища, оказавшегося первым погибшим с 17 апреля. Своим наивысшим достижением я считал то, что ни разу в бою не потерял своего ведомого. А теперь я заставил Хонду против его воли лететь с другим человеком, и он погиб. Я не мог не думать о своем втором ведомом, Ёнэкаве, который тоже мог погибнуть. Многие месяцы Ёнэкава безупречно прикрывал мой истребитель, он так заботился обо мне, что сам не одержал ни одной победы. Хонда был более напорист и сбил несколько самолетов противника.
Я принял решение: Ёнэкава должен добиться победы. На следующий день, 14 мая, моим вторым ведомым вместо Хонды был назначен пилот 3-го класса Хатори. Перед вылетом в Порт-Морсби в составе звена из семи истребителей я предупредил Ёнэкаву, что, если мы встретим истребители противника, он должен занять мое место, а я стану его прикрывать. Лицо Ёнэкавы просветлело. Если бы я знал, что нам готовит этот день, я бы не стал ничего менять.
Летчики союзников, похоже, серьезно изучили те преимущества, которые нам давала лучшая по сравнению с их машинами маневренность наших Зеро. В тот день они впервые попробовали применить новую тактику. Над Порт-Морсби мы увидели самолеты противника, но, в отличие от своих прежних маневров, они не стали прибегать к построению одной большой группой. Самолеты противника разбились на двойки и тройки и кружили в небе, ожидая нашего приближения. Их перемещения поставили нас в тупик. Стоило нам повернуть влево, они нанесли бы удар сверху и справа. Ну и так далее. Если они пытались запутать нас, то они своего добились.
Оставалось сделать только одно: принять их вызов. Я поравнялся с самолетом Сасаи и показал ему знаками, что беру на себя ближайшую
Второй самолет, сделав переворот, входил в пике, а я тем временем резко ушел влево, повернул и вышел ему в хвост. На мгновение передо мной мелькнуло испуганное лицо летчика, заметившего мое приближение. «P-39» сделал повторный переворот и резко метнулся влево, пытаясь снова начать пикирование. Он представлял собой хорошую мишень для Ёнэкавы, «державшегося» за мой хвост. Я махнул рукой и ушел вправо, оставляя «P-39» своему ведомому.
Ёнэкава, как сумасшедший, ринулся на «аэрокобру», а я пристроился у него в хвосте на расстоянии 200 ярдов. «P-39» заложил левый вираж, уклоняясь от огня Ёнэкавы, а тот, решив воспользоваться преимуществом на вираже, повернул, пытаясь сократить расстояние между самолетами до 50 ярдов. Следующие несколько минут самолеты, подобно диким кошкам, затеяли возню, совершая замысловатые фигуры и все время теряя высоту, но Ёнэкава, плотно «вцепился» в хвост вражеского истребителя и «отскакивал» в сторону каждый раз, когда «P-39» поворачивал к его Зеро.
Летчик противника с самого начала допустил ошибку, прекратив пикирование. У него был шанс оторваться, но теперь Ёнэкава находился так близко, что, стоило вражескому самолету начать пикировать, он превратился бы в отличную мишень. С высоты 13 000 футов оба самолета – а я не отставал от них – снизились всего до 3000 футов. Но, как оказалось, летчик противника знал, что делает. Не в состоянии стряхнуть с себя преследовавший его Зеро, он уводил его назад к расположенной в Порт-Морсби авиабазе, где его могли достать зенитные орудия.
Это была отнюдь не схватка, где преимущество принадлежало одной стороне, управлявший «P-39» летчик блестяще маневрировал, уходя от преследования. «Аэрокобра» и Зеро, кружась, вели огонь короткими очередями, но ни тому, ни другому пилоту не удавалось добиться успеха. Вскоре стало очевидно, что Ёнэкава постепенно начинает брать верх. При каждом повороте он «зависал» на секунду-другую на хвосте «P-39» и наращивал преимущество. Самолеты прошли над Порт-Морсби и продолжили свою схватку над зарослями джунглей.
Хатори поравнялся с моим истребителем, и мы, набрав высоту, медленно кружили над ведущими бой самолетами. Теперь они снизились почти до верхушек деревьев, где Ёнэкава мог воспользоваться превосходством своего Зеро. Противнику больше не хватало пространства для маневра, он мог попытаться оторваться только в горизонтальном полете. Едва он успел выйти из поворота, как Ёнэкава ринулся на него. Точность прицела на этот раз не вызывала сомнений. «P-39» рухнул в джунгли и исчез.
Ёнэкава открыл счет своим победам.
Глава 16
15 мая из-за сильного ливня у всех летчиков был внеочередной день отдыха. Но передышка оказалась короткой, ибо уже на рассвете следующего дня несколько «B-25» на бреющем полете роем пронеслись над аэродромом, оставив множество воронок на взлетно-посадочной полосе и обстреляв наземные постройки.
Второй день подряд нам пришлось оставаться на земле, за это время удалось лишь засыпать воронки и немного привести в порядок полосу. Мы остались в казарме, часть летчиков отсыпалась, остальные обсуждали возрастающую мощь вражеских атак.