Самвэл
Шрифт:
У родника стояла княжна Рштуни.
Озабоченные взоры княжны были обращены на воды родника, которые чистым серебристым потоком изливались из расщелины скалы, сбегали вниз, обнимая и покрывая лобзаньями пестрые камушки на своем пути и уносились дальше, грустно шепча берегам: «Прощайте, мы больше не увидимся»...
Попрощаться пришла сюда и возлюбленная Самвела.
Княжна была вооружена. Она была первым ребенком у родителей и заменяла им и сына и дочку, поэтому ей дали мужское воспитание, хотя рштунийские девушки и так не уступали в храбрости мужчинам. Она была в золоченом шлеме, в стальном панцире и держала в правой руке легкое копье. В этом вооружении дева
Недалеко от родника в чаще деревьев щипали траву лошади. Около них можно было заметить и лежавших на травке людей. Это были телохранители княжны.
Она стояла у родника с сильно бьющимся сердцем, словно олицетворение нетерпения, и с тоской и тревогой глядела в ту сторону, откуда должен был появиться Самвел. Она знала, что страна охвачена волнением, знала, что за каждым камнем, за каждым деревом в ее родных горах устроены засады. Она знала и упорство и безоглядную отвагу Самвела. Все, что угодно, могло с ним случиться... любые опасности подстерегали его на пути. И ради кого — ради нее! Эта мысль радовала, переполняла немыслимым блаженством ее сердце, но не менее и ужасала, когда она думала, что Самвел может пасть жертвою своего чувства.
Вдали показались два всадника. Еще один человек бежал впереди как вестник-скороход. Княжна просияла. Те несколько минут, которые должны были пройти, пока всадники подъедут ближе и выяснится, кто они, — эти минуты показались ей вечностью.
Они пришпорили коней. Люди княжны, отдыхавшие в тени деревьев, вскочили, натянули луки и прицелились в пришельцев. Один окликнул их, задав вопрос, который обычно задают незнакомые люди, встретив друг друга на дороге: «Враг или друг?»
— «Друг», — отозвались те.
Княжна все еще неподвижно стояла у родника.
Теперь всадники неслись во весь опор, хотя на каменистой горной дороге кони каждую секунду могли споткнуться и сорваться в бездну вместе с седоками. Когда они были уже совсем близко, княжна бросилась навстречу. Один из всадников соскочил с копя и обнял ее.
— Ах, Ашхен! — воскликнул он. — Чем утешить тебя?..
— Тем, что ты в моих объятьях!
Всю дорогу Самвел терзался, думая как встретится с Ашхен, чем и как может он облегчить ее страдания после трагических событий, обрушившихся на ее дом. Он приготовил немало слов, которыми собирался утешить ее скорбящее сердце, но все они оказались не нужны, когда он услышал ответ Ашхен. В объятиях любимой девушки все было забыто.
Недалеко от «Источника слез», на зеленой траве, под густолиственной сенью благоуханных пихт разостлали ковер. Самвел и Ашхен сели на этот ковер. Спутники князя, Юсик и Малхас, присоединились к людям княжны.
И Самвел и Ашхен молчали. Это было молчание, вызванное сильным душевным волнением. Они не отрывали глаз друг от друга и, казалось, не находили слов, чтобы выразить свои чувства. Самвел первым прервал молчание:
— Я так несчастен, дорогая Ашхен! Нам выпала удача встретиться после столь долгой разлуки, и вот, вместо того, чтобы наслаждаться сладостным обаянием любви, вкушать бесконечное блаженство, которым дарит влюбленного близость любимой девушки — я вынужден говорить с тобой о предметах горестных и скорбных. Оба мы оплакиваем свои утраты: ты потеряла мать, и потерял отца. Твоя мать пропала, ибо была образцом добродетели, а мой отец пропал для меня, ибо он злодей. Вступив на твою землю, я прошел сквозь огонь и пепел. Я видел в развалинах родовые замки твоих предков. Я не знаю, куда деваться от стыда, от позора, как подумаю, что все это — дело рук моего отца... человека,
— Зачем все эти слова, Самвел? — прервала княжна. — Ты оправдываешься, словно преступник. Да и скорее умру, чем сколько-нибудь усомнюсь в тебе!
— Ас моей стороны было бы преступлением подыскивать себе оправдания: я знаю, сколь ты добра, сколь выше ты простых смертных. Я знаю, что в беспредельности твоей любви, словно во всеочищающем пламени, сама собою исчезает, сгорает любая моя вина. Но совесть моя неспокойна, Ашхен... Я ведь заранее знал о надвигающейся опасности, я видел, как зловещая туча наползает на твою родную землю. Я поспешил предупредить и тебя и твоего отца. Но беда дошла до вас раньше, чем мое письмо...
— Такова, видно, воля Божья, — твердо ответила княжна. — Оставим это. Лучше скажи, зачем ты здесь и куда поедешь отсюда?
Вопрос был поставлен прямо. Самвел растерялся: он не знал, что ответить. После минутного замешательства он повторил:
— Зачем я здесь... куда поеду отсюда... Это очень не-веселая история, дорогая Ашхен, мне трудно ответить сразу. Я должен сначала приподнять завесу над трагическими событиями, которые происходят и еще произойдут на нашей обращенной в руины земле. И тогда ты сама поймешь, зачем я приехал сюда и куда думаю ехать дальше.
В глуши родных гор Ашхен имела лишь очень туманное представление о том, что делается в остальной Армении. Хотя до нее и доходили горестные слухи, они были столь неопределенны и зыбки, что ей трудно было составить ясное представление о том, чего добиваются злодеи, которые повергли страну в смуту. Самвел начал рассказывать, что произошло в Армении и что происходит сейчас. С горечью поведал он об отступничестве своего отца и Меружана Арцруни, раскрыл княжне злокозненные планы этих предателей и взятую ими на себя позорную обязанность уничтожить христианство и утвердить в Армении персидскую веру. Рассказал об их подлых намерениях свергнуть царскую власть Аршакидов и основать в Армении новое царство под верховной властью Персии. Рассказал о торжественном обещании, данном отступниками персидскому царю Шапуху и об их походе па Армению во главе персидских войск, чтобы исполнить его повеления. Описал их варварства, их жестокость в достижении этих целей. Одним словом, рассказал все, что знал и что предугадывал в будущем.
Княжна слушала с глубоким возмущением. В ее горящем взоре можно было прочесть боль и гнев чуткого сердца. Краски не раз сменяли друг друга на ее прекрасном лице, прежде чем Самвел кончил свое печальное повествование.
— Что же собираются противопоставить этому армянские нахарары? — спросила она встревоженно.
— Некоторые перешли в сторону отступников. А те, кто остался верен армянскому царю и христианской вере, поклялись или умереть или избавить родину от грозящей гибели.
Потом он рассказал о приготовлениях верных долгу нахараров, о провозглашении Мушега спарапетом, о призыве армянской царицы Парандзем к борьбе против общего врага и обо всем остальном. Свой рассказ он закончил словами:
— А теперь я скажу тебе, милая Ашхен, зачем я здесь и куда поеду отсюда. Предо мной две святыни, самые дорогие для меня. Одна — это моя родина, которой грозит опасность, другая — моя любимая, которой тоже грозит опасность. Обе равно святы для меня, обе равно бесценны Обе зовут меня. Я долго терзался, думая, на чей зов отозваться. Ради обеих я готов жертвовать собою, но мне трудно решить, кому из вас принести жертву в первую очередь. И вот я поверяю тебе свои самые пламенные желания, свои самые горячие стремления. Укажи мне, каким путем идти!