Самвэл
Шрифт:
Дворец был пуст: княжеское семейство выехало в летнюю резиденцию рода Арцруни в столице княжества. В замке оставалось лишь несколько слуг.
Площадь была полна народу. Женщины и дети, успевшие выскочить из горящих домов, их домашний скарб, который удалось спасти — все это в беспорядке смешалось на площади. В неверном зареве пожара растерянная, перепуганная толпа беспомощных людей являла собою ужасающее зрелище.
Меружан подъехал было к ним.
— Не приближайся, Меружан! — закричали женщины.
— Потуши огонь! — рыдали дети.
Меружан
Он повернул к ближайшим городским воротам. Там шла ожесточенная ссора между горожанами и сторожившими ворота персидскими воинами.
— Хотят открыть ворота! — доложили ему.
— Бейте их! — приказал он.
И персы с оружием в руках кинулись на его горожан. Он проехал мимо.
Меружана сопровождал один из персидских военачальников. Когда они немного отъехали, перс сказал:
— Долго сопротивляться не сможем, князь.
— Это почему?
— Мы только что сами видели: горожане хотят открыть ворота и впустить врага.
— Потому я и приказал перебить их.
— Всех же не перебьешь...
— Всех перебьем, если не образумятся!
— Мы не сможем драться сразу и с внутренним и с внешним врагом.
— Не сможем драться — сможем умереть, надеюсь.
— Так оно и будет... Но не лучше ли, пока не рассвело, воспользоваться ночной темнотой, прорвать кольцо врагов и
уйти из города?
_Это не так-то просто — прорвать кольцо озверевших
рштунийцев. Город надо защищать до последнего. Как только рассветет, мы примем бой.
Персидский вельможа промолчал. Они повернули к другим городским воротам, которые тоже находились под усиленной охраной.
Ночь прошла в адской свистопляске огня и пожаров. А едва настало утро, на развалинах обращенного в пепел города началась кровавая резня. Ночью гибли дома, днем люди, их жители.
Едва чуть-чуть поредела предутренняя мгла, едва птицы своим веселым щебетом возвестили о скором появлении долгожданного дневного светила, одни из ворот города рухнули. Они пали под двойным натиском: горожан изнутри и осаждающих снаружи. В город толпою ворвались разъяренные горцы.
«Христиане — в сторону!» — прогремел единый клич из тысячи глоток.
Жители города, забыв о понесенных тяжелых потерях, присоединились к сжигавшим их дома, обездолившим их горцам и вместе обрушились на персидские войска. В ход пошли копья и мечи. Сверкала обнаженная сталь, слышался стук щитов. Персидские войска в этой гибельной схватке бились отчаянно, каждый старался, умирая, унести с собою побольше врагов. Меружан Арцруни истощил все свое красноречие, ободряя их, ибо приказы уже не действовали. Он словно молния переносился с улицы на улицу, едва замечал, что там персы слабеют.
Тем временем еще один человек угрюмо следил с высоты цитадели за всем, происходящим внизу. И чем дальше, тем сумрачнее и безнадежнее становилось его лицо. Подданные Меружана объединились с врагами Меружана
Это был Ваган Мамиконян, который после бесплодного спора с княгиней Амазаспуи вышел посмотреть, что делается в городе.
Солнце еще не взошло. Но утренний сумрак начал редеть, и окрестности постепенно становились все виднее.
С высоты цитадели он заметил, что прямо в его сторону направляется отряд горцев. Предводительствовал ими крупный осанистый мужчина, которого едва можно было разглядеть из-за щитов закованных в панцири телохранителей. Подъехав ближе, он поднял голову, окинул взглядом цитадель и увидел стоявшего наверху Мамиконяна.
— Князь Мамиконян! Что же ты прячешься наверху, как трусливая лисица? Спускайся вниз, сразимся в поединке и положим этим конец кровопролитию. Ты уже запятнал благородство своего рода, не позорь же хоть его мужества!
— Не пристало нам брать уроки благородства у горцев, князь Рштуни! Если ты не хотел проливать кровь тысяч невинных жертв, если ты не хотел обращать в пепел тысячи домов, надо было сделать этот вызов раньше, пока еще не пролилась кровь. Тогда я с готовностью вышел бы из города и померился с тобою силами в единоборстве. Но раз уж ты начал войну столь бесчеловечно, пусть так и идет до конца...
— Бесчеловечности горец научился у тебя, князь Мамиконян! Тот, кто воровски пробирается в беззащитный замок своей сестры и выкрадывает ее из неприкосновенной супружеской опочивальни, не смеет даже заикаться о благородстве!
Князь Мамиконян не нашелся, что ответить: оскорбительные слова зятя поразили его в самое сердце. Он обратился к охранявшим цитадель персидским войскам и приказал защищаться до последнего.
Гарегин же Рштуни приказал своим горцам идти на приступ.
Армения, будучи страной горной, всегда имела в войсках особые отряды воинов, так называемых скалолазов. Они умели взбираться по немыслимой крутизне, поэтому их использовали, когда брали приступом крепости и замки, которые, как правило, строились в Армении на вершинах высоких и неприступных утесов.
Но горцы Рштуника и Мока, выросшие среди камней, вскормленные горами, с детства привыкли лазать по скалам с ловкостью ящерицы. Они все были прирожденными скалолазами. Однако теперь перед ними возвышался исполинский отвесный утес, и справиться с ним было не так-то просто. А на вершине этой каменной горы стояла могучая цитадель, и в ней была заключена их любимая госпожа.
На приступ пошли с западной стороны крепости, выходившей на озеро. Тут в цитадель вел один-единственный ход, к которому надо было добираться по своего рода каменной лестнице — по уступам, высеченным в скале. И если на этом пути по недосмотру природы попадались хоть какие-то упущения в смысле неприступности, их возместило искусство человека, воздвигнув стены и башни, которые рядами тянулись до самого верха.