Самвэл
Шрифт:
Спарапет, ушедший в свои думы, все еще не поднимал головы. Царица продолжала:
— Ты должен привезти моего сына. Среди нахараров царят разброд и растерянность. Иные с перепугу разбежались кто куда, иные перешли на сторону персов, а остальные, колеблются в сомнении и нерешительности. Армении нужна голова — нужен человек, который возглавил бы всех, сплотил бы всех воедино — и главою должен стать мой сын. Собирайся, дорогой Мушег, — ив путь. Послание императору я напишу собственноручно. Напишу отцу, напишу Нерсесу. Льщу себя надеждою, что чтимый всеми вами первосвященник Армении, который столько перестрадал за своего государя и свою отчизну, ныне уже возвращен из ссылки. Завтра я открою сокровищницу армянских царей и выберу самые богатые дары для
— Я готов, государыня, — ответил спарапет, — и очень надеюсь, уповая в том на создателя, исполнить твои горячие желания, которые мы все с тобою разделяем. Однако же не хочу скрывать, что я так и не пришел к определенному выводу, что собирается делать Меружан после в Персии и в Византии.
— Полагаю, что отныне о Меружане не стоит даже и думать: после того, как Ормиздухт стала нашей пленницей, он, по-видимому, впал в отчаяние и, уж во всяком случае, усмирен. Несколько дней назад ко мне явились его посланцы и передали с его слов, что если мы выдадим Ормиздухт Меружану, он готов сложить оружие, пасть к моим ногам и раскаяться в содеянном. Если же мы не выдадим Ормиздухт, — угрожал он, — то он велит всех жен и дочерей нашей знати, которые оказались в его руках, повесить на башнях тех замков, где они содержатся под надзором персов. Само собой, я не поверила ни раскаянию Меружана, ни его клятвам и со всею определенностью заявила его посланцам, что если хоть единый волос упадет с головы его пленниц, — он увидит труп своей Ормиздухт на башне Артагерса. С тем они и убрались. После этого Меружан притих, и о нем ничего не слышно.
— Но его молчание даже опаснее, чем его поступки.
— В этом положимся на волю Божию, дорогой Мушег. Сейчас нам надлежит заботиться о твоем отъезде в Византию — из всех наших забот эта — наиглавнейшая.
События, действительно, развивались как нельзя благоприятно. На византийском престоле оказался император, весьма дружественный армянам, и с ним можно было заключить нужные договоры, персидский же царь был занят новою войной, которая могла надолго отвлечь его внимание от Армении. Но в стране армянской все еще оставалась своя гадина, то есть Меружан; эту ядовитую змею надо будет раздавить, и только тогда в стране воцарится мир. Именно эта мысль и не давала покоя Мушегу.
После победы под Тавризом спарапет намерен был выступить против Меружана, но пока он обдумывал этот замысел, царица неожиданно предложила ему ехать в Византию. Мушегу было очень тяжело покидать свою страну, оставляя в ней внутреннего врага.
Меружан не из тех, кто легко падает духом. Спарапет был весьма высокого мнения и о мужестве и о непреклонной настойчивости этого человека. И он не видел Меружану достойного соперника, полководца, способного на равных противостоять ему, пока сам спарапет будет в отъезде. Конечно, среди армянских князей он мог бы назвать немало храбрых и самоотверженных воинов, но им недоставало, на его взгляд, военных талантов находчивого и хитроумного князя Арцруни.
Самвел пока был, по мнению спарапета, еще слишком неопытен. Он любил этого пылкого юношу, отважного, благородного и милосердного, в котором воинские доблести настоящего мужчины сочетались с мягкостью и ранимостью души. Самвел мог героически водить за собою полки, но еще не годился в полководцы. Между тем, до конца положиться больше было не на кого. Кто же останется оборонять страну и бороться с внутренним врагом?
Заботу обо всем этом брала на себя в отсутствие спарапета сама царица Армении. Но можно ли до конца положиться на женщину, охваченную бурными страстями, на женщину, в которой все душевные качества доведены до чрезмерности? Ее заносчивость и крайняя самоуверенность
Князь Мамиконян был не против предложения царицы о посольстве в Византию, но предпочел бы уехать, лишь полностью освободив страну от врагов, чтобы наследник престола не столкнулся, едва вернувшись в страну, с новыми смутами, ибо считал, что пока Меружан жив, смуты не прекратятся — ведь персидский царь посулил ему армянский престол.
Спарапет был еще во власти этих невеселых размышлений и колебаний, когда, помимо своей воли, вынужден был принять предложение царицы. Он встал. Царица благосклонно протянула ему руку. Спарапет поднес ее к губам, затем ко лбу. Так царица выразила свою благосклонность и благодарность верному и самоотверженному спарапету.
— Утром ты зайдешь ко мне еще раз, не так ли? — спросила она милостиво.
— Не премину, государыня, — ответил спарапет. — Мы еще не кончили наш разговор.
— Осталось обсудить только одно: какие распоряжения надо будет сделать после твоего отъезда. Но об этом поговорим утром.
Спарапет поклонился и вышел. Дворцовые слуги проводили его до ворот. Там стоял оседланный конь, и ждали слуги спарапета. Он вскочил в седло, и процессия двинулась ко дворцу Мамиконянов. Два факела едва освещали дорогу в окружающей тьме. Молча, весь уйдя в свои думы, ехал князь Мамиконян по ухабистым и темным улицам. Они были безлюдны, лишь изредка попадалась ночная стража, приветствовала спарапета, поднимая вверх копья, и продолжала свой путь.
Как глава всеармянского войска, как верховный страж безопасности Армении, Мушег был предан ей всеми силами своей души. Однако он оставался и нежным отцом, главой семьи. В Артагерсе были его любимые дети и не менее любимая жена. Кому поручить своих близких в столь тревожные времена, когда все в Артагерсе жили как на вулкане и каждую минуту можно было ждать беды? Под защитою стен Артагерса находились сотни знатных семейств. На те же стены возлагала свои упования и сама царица Армении. Будущее их рисовалось Мушегу в самых мрачных красках, и его душу терзали не менее мрачные сомнения и опасения. Во власти таких чувств и мыслей спарапет подъехал к своему дому. Молодая княгиня еще не спала, нетерпеливо дожидалась мужа.
— Что так поздно? — спросила она, радостно бросаясь ему навстречу.
— Ты же знаешь, дорогая, раз попал к царице — уже не вырвешься, — ответил спарапет, нежно обнимая жену. Она улыбнулась.
Через два дня после пышных приготовлений, в сопровождении многочисленной свиты из знатнейших людей государства, спарапет отбыл в Византию.
Он принял предложение царицы. Но она прогадала...
XII АЙР-МАРДПЕТ
И после четырнадцати месяцев испытаний ниспосланных Богом тем, кто укрылся в крепости обрушилась на них кара Господня в образе морового поветрия, поразившего их... И умирало в одночасье по сто человек и по двести, а иногда и до пятисот. Не прошло и месяца, как погибло до одиннадцати тысяч мужей и до шести тысяч женщин...
...И царица Парандзем осталась в крепости без защиты, всего с двумя прислужницами. И в крепость тайно проник евнух Айр-Мардпет и осыпал царицу непотребною бранью... и скрылся тайно... И пришли (персидские военачальники), взяли царицу под стражу и увели из цитадели вниз. Сами же поднялись наверх... и захватили сокровища армянских царей, которые находились в крепости... Девять дней и девять ночей вывозили добычу из Артагерса и вместе с царицею отправили (в Персию).
Фавстос Бюзанд
Когда Мушег Мамиконян отбыл в Византию, царица приказала, чтобы удельные князья, владевшие обширными областями и укрепленными замками, разъехались по домам защищать свои владения. При себе она оставила лишь полки царской гвардии и своих придворных. Уехали Саак Партев и Месроп Маштоц, уехала Ашхен Риштуни, а с нею и ее отважные горцы. Свою семью спарапет еще до отъезда перевел в Ерахани, укрепленный замок Мамиконянов в лесистых горах Тайка.