Самвэл
Шрифт:
Они и вправду этого не знали.
Погруженная в свои мысли, царица встала и принялась ходить по залу. Это была первая ночь, когда пустота обезлюдевшей крепости казалась ей разверзтой пастью чудовищного дракона, грозившего поглотить ее. Объятая ужасом, она боязливо косилась по сторонам, не смея поднять головы. Ей казалось, что призраки тысяч погибших людей, тех самых, что лежат ныне на улицах крепости бездыханными трупами, кружат вокруг нее, что-то выкрикивают, бормочут, осыпают ее горькими укорами и проклятьями... В ужасе она закрыла лицо руками, с трудом добралась до тахты и поникла всем своим измученным телом. Долго терзалась она во власти раздирающих
Она закрыла лицо руками и упала на тахту. Горькие слезы долго струились по ее щекам, и огонь раскаянья жег ее сердце.
Тем временем двери беззвучно отворилась, и посланец ада, так долго таившийся за дверью, проник в зал. Он окинул страдающую женщину недобрым взглядом, бесшумно прокрался в угол и притаился во мраке. Оттуда он продолжал наблюдать за царицей, и его бурые губы подрагивали от внутренней радости. Вот какою увидел он эту гордую, надменную женщину, не знавшую прежде ни забот, ни слез, вот какою увидел он высокородную и честолюбивую властительницу, привыкшую держать в повиновении не только армянских нахараров, но и своего царственного супруга. Ныне же она оказалась в полном отчаянии и в полном одиночестве в пустоте своего роскошного чертога, окруженная лишь горем и страданиями и лишенная всякой защиты.
— Это не может продолжаться долго, — сказала вслух царица, поднимая голову и вытирая мокрые от слез глаза. — Рано или поздно враги поймут, что в крепости никого не осталось... и тогда Меружан даст волю своей свирепости. Мучений я не страшусь... и смерти не страшусь... Но со мною вместе умрет великое дело, во имя которого положено столько трудов!
Ее звучный голос ослабел, красивая голова поникла, она снова закрыла лицо руками, стараясь побороть охватившее ее волнение. Зловещий незнакомец все еще неподвижно стоял в своем углу и не спускал с нее мстительного взгляда. Царица заговорила снова:
— Когда Шапух обманом заманил в Тизбон моего мужа и пока еще с почетом принимал у себя как гостя, он вслед за мужем пригласил к себе и меня. Но я разгадала черный замысел коварного перса и не приняла его приглашения. Я подумала: если он насильственно удержит моего супруга в Тизбоне, по крайней мере в Армении останусь я, и будет кому защищать оставшуюся без верховного главы страну. И я не ошиблась в своем предвидении. Он сослал моего мужа в забытые Богом и людьми пустыни Хузистана и отправил Меружана Арцруни, чтобы расправиться и со мной. Бог помог мне, и я смогла успешно противостоять внутренним врагам. А теперь? Теперь меня в оковах отвезут к Шапуху, и бесчестный перс обрушит на меня всю ядовитую ярость своей мести.
Царица умолкла: неутешная скорбь снова охватила ее.
— Но не это гнетет меня... Пусть я погибну, пусть сгину, но пусть живет Армения! — вскричала она горестно. — Но я предвижу и безвозвратную гибель отчизны... я вижу глазами своей души ее скорбное будущее... О, хоть бы какая-нибудь помощь... откуда-нибудь... Хоть бы вернулся мой сын...
— Не надейся! — прогремел из мрака голос невидимого чудовища.
Царица в ужасе вскинула голову и огляделась. Неожиданный голос поверг ее в сильнейшее замешательство: зловещее предсказание, казалось, грянуло прямо с небес. Ее растерянный взор блуждал но комнате, но не находил никого. Ужас всецело овладел ею. Царица
— Кто это... кто здесь?.. — с трудом выговорила она наконец. Ночной посетитель вышел из своей засады и молча встал перед нею. Царица взглянула на него и задрожала всем телом. Ей показалось, что она видит страшный сои, или сам дьявол предстал перед нею в образе этого чудовища. Но ужас сразу же уступил место гневу — она его узнала.
— Это ты, Дхак? — спросила она.
— Я самый, государыня, — подтвердил он, подходя ближе.
— Как ты попал сюда? И зачем? — гневно вскричала она.
— Все потайные ходы крепости мне известны, — невозмутимо ответил незваный гость. — А зачем пришел, это я тебе сейчас объясню, имей только терпение.
— Прочь отсюда! Я всегда ненавидела тебя, всегда испытывала отвращение при виде твоего мерзкого лица. А теперь — и подавно.
Он презрительно расхохотался.
— Убирайся прочь, говорю тебе, — повторила царица, — не то... И ее гневные взоры обежали комнату.
— Что ты ищешь, государыня? Может быть, хочешь позвать своих телохранителей? Или своих кровавых палачей? Их нет. Я видел на улице их трупы. А твои служанки спят в соседней комнате.
— Наглец, ты пришел издеваться надо мной, когда я в беде!
— Вовсе нет, государыня. Это Бог послал меня сюда.
— Уходи, говорю тебе...
— Только не надо так волноваться, государыня. Я скоро уйду.
Его невозмутимость была еще оскорбительнее его наглости.
Этот человек был Айр-Мардпет, некогда один из самых влиятельных сановников царя Аршака, соединявший в своем лице несколько высших постов в государстве. Как евнух он управлял царским гаремом. Как важный государственный деятель он именовался Айром (то есть отцом) царя, был как бы его опекуном, управлял его делами и его волей и был вместе с тем смотрителем царского дворца и его управителем. Весь двор и все придворные находились в его непосредственном подчинении. Как представитель высшей знати он был владельцем и верховным правителем богатого княжества Мардпетакан. Как один из высших военачальников Армении он стоял во главе всех войск пограничной Ан-тропатены. Словом, в армянском государстве этот человек был одним из тех могущественных и влиятельных лиц, которые держали в страхе не только армянских нахараров, но порою оказывали давление и на самого царя. Его власть была наследственной.
Айр-Мардпет, то есть «отец царя», всегда избирался из нахарарского рода Мардпетаканов, хотя изредка случались, конечно, и отступления от этой традиции.
Царь Аршак заставил его потесниться, предпринял попытки ограничить его слишком широкие права и тем возбудил ненависть не только к себе лично, но и ко всему роду Аршакидов. Долгое время Айр-Мардпет вынашивал эту ненависть в тайниках души и ждал лишь удобного случая, чтобы излить ее. Теперь он счел, что подходящий случай представился.
Его предшественник и кровный родственник пал за свою дерзость от руки Шаваспа Арцруни, отца Меружана. А теперь Айр-Мардпет, дабы утолить свою ненависть к царю Аршаку, стал союзником Меружана и любимцем персидского царя Шапуха.
Именно этот предатель и стоял сейчас перед царицей Парандзем, женой царя Аршака. При тусклом освещении его безобразное лицо выглядело особенно зловеще. Еще в детстве оспа оставила на его лице страшные, неизгладимые следы. Она изуродовала его огромный нос, его бурые губы, она изрыла его кожу глубокими вмятинами и сделала ее похожей на шершавую пористую пемзу.