Самые прекрасные истории о любви для девочек
Шрифт:
На перемене Кате с Русланом поговорить почти не удалось, потому что перекричать динамики, орущие модные песенки, было невозможно. На следующем уроке математики класс хихикал, пищал и шуршал полученными «валентинками». Математичка Зинаида Михайловна некоторое время пыталась призвать всех к порядку, а потом махнула рукой, написала на доске примеры и сказала:
– Кто умудрится их решить среди любовных записок, сдадите тетради, оценку обязательно поставлю в журнал.
Никакого математического оживления на лицах учащихся при этих своих словах Зинаида Михайловна не обнаружила, уселась за свой стол и, тяжко вздохнув, углубилась в яркий журнал под названием
В конце урока на учительский стол легло всего четыре тетради: Катина, Руслана Шмаевского, толстой Мани Коноваловой и маленького щупленького любителя математики Костика Петухова. Зинаида Михайловна им обрадовалась гораздо больше, чем коробке конфет в виде сердца, которую ей преподнесли девятиклассники. Она потрепала Костика по выпуклой, в виде репки, стриженой макушке и вытерла неожиданно выбежавшую на глаза слезу.
После третьего урока Катя получила письмо. Вместо ее номера «9-28», который, конечно же, никто так и не успел разглядеть, на сложенном в квадрат листке из тетради по русскому печатными буквами значилось: «Прокофьевой, 9 «Б». Катя развернула листок. Такими же печатными буквами там было написано: «Зря ты разинула рот на чужой каравай. Все равно он будет с тобой недолго, потому что ты – длинная уродина!» Конечно же, это писала Ракитина. Или, может быть, даже Танька… Конечно, это все про Руслана. Честно говоря, она, Катя, считает так же, но Ракитиной с Танькой совершенно незачем лезть не в свое дело.
В отличие от одного-единственного послания, которое она получила, у Шмаевского была целая куча «валентинок» и сложенных различными геометрическими фигурами записок. Он читал их со снисходительной улыбкой, потом жестоко мял в кулаке и небрежно совал в сумку. Кате очень хотелось узнать, кто ему писал, но спросить она не решалась. Все-таки у нее нет особых прав на него. Подумаешь, пару раз поцеловались. В конце концов, он тоже может ходить с ней за ручку на спор.
Из-за постоянного шума и музыки Катя с Русланом так и не разговаривали на переменах. На всех уроках они сидели вместе, но на них тоже особенно не поговоришь. За весь день между ними было сказано всего несколько слов. Но Катя видела, что, как и все остальные, Шмаевский писал на уроках записки, слегка загородившись от нее рукой. Поскольку она больше никаких писем не получала, то все это могло значить только одно: Руслан пишет «валентинки» другой девочке, а может быть, даже и не одной. Катя старалась гнать от себя невеселые мысли, но к концу школьного дня ей уже хотелось выброситься из одного из размалеванных окон.
Когда они уже одевались в гардеробе, Руслан спросил Катю, сколько «валентинок» она сегодня получила.
– Нисколько, – ответила она сквозь зубы. Не рассказывать же ему про записку, где ее обозвали уродиной.
– Да ладно! – рассмеялся он. – Если ты думаешь, что мне это не понравится, то зря!
– Я ничего такого не думаю, а говорю правду. Нет у меня никаких «валентинок», – угрюмо ответила Катя и опять подумала, что он над ней издевается. Если сам ей не писал, то кто ж еще напишет?
– Не может быть, – покачал головой Шмаевский, и улыбка на его губах трансформировалась в кривую ухмылку.
Катя подумала, что ему не понравилось, что она ни у кого не вызывает интереса. Каждому парню хочется, чтобы красоте девчонки, с которой он уселся за одну парту, завидовала бы вся школа. Но чего нет, того нет. Пусть он поскорей поймет, что ошибся в ней, и все опять станет, как было раньше.
– Да не огорчайся ты так, – сказала она. – Мог бы и раньше сообразить, что я не королева красоты.
– Погоди… – невпопад ответил ей Шмаевский и бросился к выходу из гардероба.
«Так-то оно и лучше», – подумала Катя.
Ждать Руслана она не собиралась. Вряд ли он вернется. Очень уж поспешно удрал. Стыдно ему за нее, такую неказистую. Даже Маня Коновалова сегодня получала почту. Катя видела, как она хихикала над розовым листком с сердечком, а потом, покусывая кончик ручки и томно улыбаясь, раздумывала над ответом.
Катя уже надела куртку, когда непонятно откуда перед ней материализовалась Бэт.
– Какая же ты, Катька, подлая! – ни с того ни с сего заявила ей Танька.
Ошарашенная Катя даже не нашла, что ей ответить.
– И нечего на меня смотреть так, будто ты ничего не понимаешь! – продолжила Бетаева, и щеки ее вызывающе заалели.
– Что тебе от меня нужно? – спросила Катя, наливаясь злостью. – Что я тебе сделала?
– А то! Ты же нам с Вероникой вешала лапшу на уши, что любви не существует, что одни инстинкты, а сама!
– А что сама?!
– Сама к Шмаевскому липнешь, как банный лист!
– Я не липну! – помотала головой Катя.
– Липнешь! Скажи лучше честно, ты в него влюбилась, да?
– Ничего не влюбилась!
– Тогда и отвали от него! В отличие от тебя, я врать не буду! Он мне нравится, поняла! – выкрикнула Таня, не стесняясь школьников, которые тоже заходили в гардероб.
Катя понимала, что стесняться, собственно, и нечего. Сегодня день такой, особенный. Сегодня все можно.
– Он многим нравится! – выпалила она, вспомнив груду «валентинок» у Руслана на парте. – Ирке Ракитиной, например. Иди ей расскажи, как ты относишься к Шмаевскому! Сомневаюсь, что перед ней ты будешь так же решительно выступать! Ей это наверняка не понравится, и она тебя от себя, такой успешной и красивой, быстренько отлучит. Что тогда делать станешь?
Бетаева ничуть не растерялась.
– Если хочешь знать, то Ирка получила несколько любовных признаний от самого Димы Костюкова из десятого «А», – сказала она, – и Шмаевский ей теперь и на дух не нужен.
– Так, значит, это ты прислала мне записку с «уродиной»? – сообразила вдруг Катя. – Ты? Моя подруга с первого класса?
– А ты-то какова? Разве лучше! Знаешь, что мне Руслан нравится, и пытаешься встрять между нами?
– Ничего я не пытаюсь! Он сам!
– Ой, держите меня! Не могу! – делано расхохоталась Бэт. – Неужели ты до сих пор не поняла, что он тебя просто пожалел, когда ты спектакль закатила перед парнями? А теперь не знает, как и отделаться! Он же у нас интеллигент! А вдруг ты решишь под машину кинуться с горя! Что ему тогда делать? Он мне даже жаловался! Просил как-нибудь на тебя повлиять!
– Врешь! – с побелевшими губами крикнула ей Катя.
– И не думаю! У меня доказательства имеются! Ты, надеюсь, помнишь почерк Шмаевского?
Почерк Руслана невозможно было перепутать ни с чьим другим, потому что единственный в классе он писал левой рукой. Его буквы сильно заваливались влево и были как бы не дописанными до конца. Особенно смешной была «м» – эдакий волнистый червячок. Разумеется, Катя знала почерк Шмаевского.
– Так вот! Руслан мне сегодня кучу записок прислал. Вот гляди! – и Танька показала смятый листок в клетку, где почерком Шмаевского два раза, сначала маленькими буквами, а потом большими, было написано: «Ты мне нравишься!» Буквы «м» представляли собой двух червячков: одного поменьше, а другого побольше.