Самый черный день
Шрифт:
— Ну, вроде бы так и должна работать зона Вихря, — я прислонился к машине рядом с зеленоглазкой и смолк.
Вихрь.
Короткое слово из пяти букв вызвало в моей памяти живой и яркий отклик. Я вцепился в воспоминание и начал разбирать его по косточкам, докапываясь до сути и быстро наполняя смыслом, пока оно не ускользнуло.
Вихри искажали пространство, создавая вокруг себя Безлюдные места. Хватали любые оказавшиеся рядом образы, приделывали одному голову второго, а третьему — ноги первого и перемешивали в
Я загнул?
Тогда проще. Вихри изменяли реальность и создавали её из того, что вытягивали из своих жертв.
— Ви-и-и-и-и-и-х-х-х-х-х-хрь, — пропела девушка, будто пробуя слово на вкус. — Ты не знаешь, как выбраться отсюда?
— Как бы тебе сказать... Вихри закручивают мир вокруг себя. Я всегда держался краёв воронки и ездил на пределе, чтобы меня, не дай Бог, не засосало.
— Ясно... — грустно ответила зеленоглазка.
Я покосился на неё и впервые подумал, что она может быть настоящей и живой, — такой же застрявшей здесь неудачницей, как дядька на «уазике». Наверняка отбилась от своих и потерялась.
Интересно, какой идиот додумался притащить на Безлюдную дорогу ребёнка?
— Впрочем, есть у меня одна идейка. Попробуем после заката, — я подмигнул ей. — Есть хочешь?
— Голодная как волк, — девушка робко улыбнулась.
Мне стало стыдно. Я ведь ещё вчера гонял её прикладом.
До вечера мы проторчали в тени машины — никто из нас не захотел лезть в салон-душегубку. Зеленоглазка дремала на моей куртке, а я спал прямо на земле, вымотанный ночным переходом. В семь мы перекусили и, едва солнце село, пошли не к городу, а от него.
Вот и вся моя гениальная идея. Я вспомнил историю одного парня, который использовал притяжение Вихря, дошел до самой воронки, а потом, чтобы выбраться из Безлюдного места, двинулся против направления её вращения. И, вы не поверите, но у него получилось!
Нет, этим везунчиком был не я. Зато я не ошибся, решив положиться на его опыт. Если вчера меня словно тянуло обратно к указателю, то сейчас нас, напротив, непреодолимо влекло вперёд. Мы шли, точно подгоняемые попутным ветром, и первый привал сделали очень не скоро.
Моя спутница села на песок. Её ноздри раздувались, дыхание было тяжелым, чёлка прилипла ко вспотевшему лбу. Она устала, но не жаловалась, и я, доставая пайки, невольно проникся к ней уважением.
— Чудик, а что это за коробка у тебя в рюкзаке? — зеленоглазка взяла у меня флягу, смочила губы водой и ткнула пальцем в свёрток.
— Сказали доставить...
— В город? — девушка мотнула головой в сторону фиолетовой громады.
— Возможно, — я не стал делать вид, будто помню, куда мне надо. — А тебя сюда как занесло?
— Я не знаю, — ответила она и нахохлилась,
Коса у неё была роскошная. Красивого песочно-русого цвета, блестящая и тугая, как канат.
Я понял, что расстроил девчушку, и вздохнул:
— Прости.
Зеленоглазка надула губки. Я всмотрелся в её профиль и с удивлением понял две вещи. Во-первых, ей не пятнадцать, а двадцать с приличным хвостом. А, во-вторых, мы уже встречались где-то годиков восемнадцать назад. Бард, певичка, актриска. Она выступала в баре на окраине того, что когда-то было Петербургом, а потом укатила по своим делам дальше на восток.
— Малявка, ты, случайно, никогда не пела?
Девушка уставилась на меня, и я увидел в глубине её глаз то самое: воспоминание. Миловидное личико на секунду приобрело задумчивое выражение, затем озарилось улыбкой. Зеленоглазка и вправду что-то вспомнила, но я совсем этому не обрадовался.
Знаете, почему?
Восемнадцать лет назад. Мы встречались чертовых восемнадцать лет назад. Скорее всего, она торчала здесь столько же, а, значит, давно умерла.
Я всё-таки разговаривал с мороком, и наверняка сам дорисовал все нужные мне реалистичные детали. Вихрь же лишь любезно оживил мои грёзы.
Я замотал головой, отказываясь верить доводам разума.
— Эй, чудик, ты чего? — растерялась девушка.
— Н-нет, ничего... — я быстро придумал, что ей ответить, и махнул рукой на видневшийся слева «уазик». — Он от нас то с одной стороны, то с другой, хотя мы не сходили с дороги.
— Мы движемся по кругу и приближаемся к центру. Так и должно быть, правда?
— А... ага.
— Послушай, — она подалась вперёд, и её глаза задорно блеснули, — я вспомнила, что меня называли «Птенчик». Здорово, м?
— Птенчик? — переспросил я, отстраняясь от плохих мыслей. — Тебе идет. Ну, голосок у тебя такой прикольный. Воркующий.
Девушка весело засмеялась.
Мне же удалось выдавить из себя только кислую улыбку. Птенчик. Да, это имя и мелькало на тех афишах. Похоже, девчушка навсегда застряла на Безлюдной дороге сразу после отъезда из Петербурга.
Обидно. До слёз.
Странно, но я подумал, что без её компании мне было бы хуже, — ведь именно она натолкнула меня на мысль о Вихре.
Я эгоист? Даже не буду спорить.
Но я не мог просто сказать ей: «Знаешь, миляга, но, кажется, ты умерла». Поэтому молча разломил плитку сухого пайка и протянул Птенчику половину.
Мы нашли Вихрь перед утренними сумерками. Реальность дороги закрутилась в тугую спираль и упёрлась в него вместе с нами. Казалось, мы почти не отошли от того пятачка, где были: и указатель, и «уазик», и город остались на прежних местах — но всё вокруг неуловимо изменилось, и глубокий котлован впереди возник будто из ниоткуда.