Самый далекий берег
Шрифт:
Он лежал на льду и продолжал двигать руками, будто плыл. Солдаты вокруг падали на лед, словно круги расходились по воде, — цепь залегла.
Шмелев видел, как упал Клюев, и почувствовал за собой гнетущую пустоту. Он остановился, побежал назад, а пулемет бил в спину, стыд и отчаяние толкали его в темноту.
Клюев был еще жив, когда прибежал Шмелев. Он лежал спокойно и все понимал и слышал, хотя глаза были закрыты. Его подняли, понесли прочь от берега. Кровавый, дымящийся след стлался за ним по льду.
Навстречу бежали Плотников и радисты
Шмелев встал на колени. Клюев открыл глаза и узнал его.
— На берег, — сказал он. — Иди на берег, Сергей. И Володьку с собой возьми.
— Хорошо, Павел, возьму.
— Володька, сын мой. Он уже большой, уже полгодика. На меня похож, вылитый. Я деньги посылал, ты не думай. А теперь ты будешь посылать. Адрес возьми. А потом поедешь и заберешь его. И на берег пойдете вместе — утром рано.
Он говорил негромко и свободно, глаза у него были ясные, спокойные.
Прибежал Обушенко. Судорожно, громко глотая слюну, он лег рядом с Клюевым и обнял его.
Радист включил приемник, и в трубке послышалея сердитый голос:
— Луна, я Марс, почему не выходишь на связь? Где Клюев? Первый вызывает Клюева. Как понял? Прием.
Щмелев молчал и держал руку Клюева в своей ладони.
— Прощай, Сергей. Скажи им, что берег наш. Мы ведь взяли, да? Мы ведь на берегу лежим? — Клюев хотел поднять голову, чтобы осмотреться, но каска была слишком тяжелой для него. Он застонал.
Шмелев промолчал.
— Луна, почему не отвечаешь? Дайте к аппарату Клюева.
Клюев закрыл глаза. Лицо его натянулось и застыло.
Синяя мгла просветлела. Ракеты стали бледнее. Смутные очертания берега медленно проступили на краю ледяного поля — синяя глыба церкви вздулась в центре деревни.
— Луна, я Марс. Ответь. Тебя не слышу. Слышишь ли меня?
— Будем отвечать? — спросил Плотников.
— Убери ее подальше, — сказал Шмелев.
глава VIII
Командующий армией ошибался — цепи атакующих находились не в четырехстах метрах от берега, а дальше. Это случилось само собой, когда рассвело и свет залил плоскую поверхность озера. Огонь вражеских пулеметов сделался более прицельным, и солдаты инстинктивно попятились, отползая метр за метром, чтобы выбраться из зоны прицельного огня. Шмелев увидел вдруг, что цепь приблизилась к командному пункту, и понял, что должен примириться с этим: было бессмысленно понуждать солдат лежать в бездействии под огнем пулеметов, пока им, Шмелевым, не придумано, как захватить берег.
Цепь отодвинулась от берега, и жизнь на льду показалась солдатам вовсе неплохой.
— Жмот ты, Молочков. Настоящий Шейлок-жмотик, — говорил Стайкин, лежа на боку и колотя острием финского ножа по льду.
— Нету же, старший сержант. Отсохни моя рука — нету. Перед атакой последнюю выкурил. Хочешь — сам проверь, — лежа на животе, Молочков похлопал рукой по карману.
— Пачкаться не хочу о такого жмотика. — Стайкин потрогал острие ножа и снова принялся долбить лунку.
Лед отскакивал тонкими прозрачными кусками. Пулемет выпустил очередь. Стайкин лениво погрозил финкой в сторону берега.
— Хочешь, колбасы дам? — Молочков запустил руку за пазуху и показал полкруга колбасы.
— Ой, мочи моей нет. Погибаю в расцвете лет. — Стайкин отстегнул флягу, сделал глоток.
Молочков обиженно отодвинулся, начал грызть колбасу зубами. Стайкин с ожесточением крошил лед. Кончив работу, он выгреб ледяное крошево и поставил флягу в лунку.
— Пейте прохладительные напитки. — Стайкин поднял голову и увидел Войновского, бежавшего вдоль цепи. Замахал рукой.
Войновский подбежал, лег, озираясь по сторонам.
— Разрешите доложить, товарищ лейтенант. Второй взвод лежит на льду Елань-озера. Ранено семь человек. Двое убито. Других происшествий нет. Настроение бодрое, идем ко дну. — Стайкин перевалился на живот и хитро подмигнул Войновскому.
Где-то вдалеке слабо ухнула пушка, и снаряд прошелестел, падая, а потом у берега вырос темно-серый столб воды, и гулкий звук разрыва прокатился над ледяной поверхностью.
Комягин подбежал и лег рядом с Войновскнм.
— Ну как? — спросил он, широко улыбаясь. — А мы тут загораем.
— Раненых там много, — ответил Войновский. — Палатки санитарные прямо на льду стоят. Я в санях с ранеными ехал, весь халат в крови, даже перед генералом неудобно... А обратно со снарядами...
— Как там? Расскажи. Говорят, самолеты скоро придут...
Только сейчас, при свете дня, Войновский впервые увидел лед и берег.
Лед слепил глаза. Вблизи он был чистым, чуть голубоватым, а дальше становился серым и отливал холодной жестью. Лед был кругом. И только там, откуда били пулеметы, протянулся темный силуэт Устрикова. Купы садов зловеще чернели над избами, черные хвосты дыма лохмато поднимались из земли, а среди них прорастала приземистая квадратная башня колокольни, увенчанная шпилем с крестом. Рядом с церковью виднелась белая двухэтажная школа, за ней начинался порядок изб, стоявших вразброс по берегу. Еще дальше на берег выходило шоссе, и было видно, как там на большой скорости изредка проносились грузовики.
Деревня казалась совсем не такой, как наблюдал ее Войновский в стереотрубу.
Еще один тяжелый снаряд упал перед берегом, выбросив вверх серый столб воды.
— Недолет, — сказал Войновский, с удивлением смотря, как серый столб распадается на брызги и опадает.
— Второй час пристреливает. — Стайкин покачал головой.
— Он, фриц, хитрый. Это он свою хитрость показывает.
— Что толку от такой артиллерии? — продолжал Войновский. — Недолет и недолет.
— Ваше-то бы слово да богу в уши, товарищ лейтенант. Нет ведь, не услышит, — Шестаков шевелил губами, но Войновский уже не слышал его: густой рев надвинулся сзади, пронесся над ними, устремился к берегу.