Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII
Шрифт:
Некоторые источники приводят данные о 30 000 убитых коммунаров, в то время как другие говорят о «всего» шести тысячах (у французов всегда в запасе две сметы для любых спорных событий – официальная и оппозиционная). Тысячи пленных были перевезены в тюремные лагеря в колониях – гнить от тропических болезней и умирать в кандалах. Англичане часто жалуются на жестокое неравенство между рабочими и богачами в викторианской Англии, но во Франции классовая война вылилась в настоящую кровавую бойню.
Спустя несколько лет, чтобы увековечить память о муках, на которые обрекли себя французы, было начато строительство собора – Sacr'e-Coeur [228]
228
Базилика Сакре-Кёр (фр.)\ – Примеч. пер.
Пока в Париже крушили брусчатку и расстреливали людей, Берти не сидел сложа руки. Не сумев пробиться в миротворцы, он регулярно устраивал встречи с французскими эмигрантами в Лондоне, проводя собственный опрос общественного мнения о будущем своей любимой туристической дестинации… ну и заодно, конечно, наслаждался французским обществом на родной земле.
Он сблизился с графом Парижским, претендентом на французский престол, освобожденный Луи-Филиппом в 1848 году, а потому соперником Наполеона III и республиканцев. Граф Парижский, внук короля Луи-Филиппа, был почти ровесником Берти и вот уже десять лет находился в изгнании в Англии, но теперь, когда французский политический ландшафт изменился и замаячила возможность восстановления настоящей монархии, а не наполеоновской империи, он всерьез рассчитывал вернуться в Париж.
Несмотря на свою дружбу с Наполеоном и Евгенией, Берти был по понятным причинам роялистом в душе, как и многие из его парижских друзей. И в 1870 году у графа Парижского появился реальный шанс взять власть – в отличие от Луи-Филиппа, он был человеком действия. Так, в начале 1860-х годов, когда ему наскучило отсиживаться в ссылке, он отправился в Америку сражаться в Гражданской войне, и не на стороне конфедератов, чего можно было ожидать от французского консерватора, а в рядах антирабовладельческого Союза. Он даже видел настоящий бой, у Гейнз-Милл в июне 1862 года, хотя это, конечно, чистое совпадение, что присутствие французского аристократа в армии Союза привело ее к единственному за всю войну поражению.
Странно, что Берти вообще выбрал его своим другом – граф был известен как мыслитель и философ, современники находили его чопорным и холодным, что, наверное, и объясняет, почему он так и не стал правителем Франции. А вот его жена (и кузина), наполовину испанка, Мари-Изабель как раз была во вкусе Берти и, возможно, напоминала ему молодую Евгению. Она была заядлой курильщицей, любила не только сигары (которые частенько подворовывала у Берти), но и трубку, и говорят, что Берти она очень «нравилась», хоть вряд ли он зашел так далеко, чтобы переспать с потенциальной французской королевой.
Даже после того как республика установилась в Париже всерьез и надолго, Берти настолько болел душой за этих претендентов на престол, что даже попытался объединить английскую и французскую королевские семьи. В 1891 году его сын, принц Эдди, решил (хотя и мимолетно), что он влюблен в Элен, дочь графа Парижского, и Берти старался убедить королеву Викторию в возможности такого брака, несмотря на то что французская королевская семья была крепко связана духовными и политическими узами с католической церковью. Однако правительство ответило отказом, и Эдди оставался холостяком, неразборчивым в связях, до своей безвременной смерти от гриппа в 1892 году.
В 1871 году Берти поддерживал отношения и с друзьями из окружения Наполеона, устраивая для них приемы в своей лондонской резиденции, Мальборо-хаус. «Звездой» этих вечеринок была наполовину американка Бланш, герцогиня Караччоло, скандальная дама, которая открыто изменяла своему мужу с одним из конюших Наполеона III. Она тоже курила как сапожник – эта черта всегда привлекала Берти в женщинах – и славилась своей привычкой подражать Александре – правда, в слегка извращенной форме. Хотя у нее почти наверняка был роман с Берти, Бланш одевалась, как Александра, в платья с высокими воротниками и жесткими корсетами, что зачастую проделывали фаворитки, дабы подчеркнуть свой высокий статус королевской избранницы. Ходили упорные слухи, что дочь Бланш, родившаяся в 1871 году, была ребенком Берти; при крещении девочке дали имя Альберта в его честь, и позже он поселил мать и дочь в Дьепе, куда любил наведываться на яхте. Биограф Берти, Джейн Ридли, утверждает, что Альберта не могла быть ребенком Берти, поскольку муж Бланш записал ее на себя, но это звучит несколько наивно – мужчина того времени, особенно дворянин, ни за что бы не отказался признать себя отцом ребенка законной супруги, если только не хотел выставить себя на посмешище и опозорить фамилию. Законными бастардами были усыпаны все ветви генеалогических древ благородных семейств.
Одним словом, в конце 1870-го и начале 1871 года Берти оставался верным другом французских изгнанников, пусть даже отчасти из-за своего повышенного интереса к женской половине этих семей. Но такая близость к роялистам и сторонникам императора с той стороны Ла-Манша не добавляла ему друзей на родине. Ободренные стремительным падением Наполеона III и восстанием в Париже, британские республиканцы поднимали голову, все громче заявляя о себе, и новые шокирующие откровения о личной жизни Берти только подливали масла в огонь, которым они надеялись спалить трон Виктории.
Глава 8
Под огнем прессы
Даже самые ярые сторонники монархии качают головой и выражают беспокойство, достанет ли преемнику королевы ума и такта, чтобы удержать монархию на ногах и не посадить в лужу.
В Англии уже давно были слышны раскаты республиканского грома (французы обычно забывают, когда хвастаются своей революцией 1789 года, что Британия обезглавила короля на 150 лет раньше), и в 1871 году уровень децибелов резко возрос. Овдовевшая Виктория играла роль Греты Гарбо – с ее легким немецким акцентом это была бы хорошая имитация, – в то время как Берти делал все возможное, чтобы спровоцировать недовольство в обществе, и не только своим отношением к Франции.
Впрочем, нельзя сваливать всю вину на Берти. Весной, пока Париж проводил свою кампанию самоуничтожения, они с Александрой тоже пережили утрату. Их шестой ребенок, Александр Джон, родился преждевременно и прожил всего сутки. На скромных частных похоронах Берти плакал – несмотря на его постоянные внебрачные приключения, он был по-настоящему любящим отцом, в отличие от своего собственного. Последняя беременность принесла Александре много страданий, как физических, так и душевных, и врачи предупредили супругов, что следующая может быть опасной для жизни. Отныне, хотя им обоим еще не было и тридцати, спать в одной постели они уже не могли.