Самый глубокий холм
Шрифт:
Начальник же принципиально не давал номера своего сотового Семёну Семёновичу, а внутренний номер телефона был несколько лет назад забит в память офисной АТС, и постепенно стерся из памяти реальной. К тому же Семён Семёнович последний раз набирал это номер как раз в день сдачи АТС в эксплуатацию, а все входящие звонки были исключительно от помощниц вызвавшего его на ковёр Сергея Леонидовича, Амираба Магомедовича или Моисея Натановича, последовательно сменявших друг друга в кожаном кресле начальника департамента.
Не придумав ничего, он решил набрать номер телефона стоящего на его рабочем столе. Может, заинтересовавшись его отсутствием, кто-то из сидящих с ним в офисном
Фальшиво участливый голос сотового оператора сообщил, что для исходящего звонка недостаточно средств и Семёну Семёновичу не осталось ничего другого, как подвязать отвалившуюся подошву жёлтым шнурком от выставочного бейджа, завалявшегося в кармане портфеля и прихрамывая на мокрой ноге медленно потащиться домой.
Лифт не работал и Семён Семёнович, сбросив рваный ботинок, поднялся на свой этаж. История с ботинком так расстроила его, что он забыл о необходимости позвонить на работу и всецело погрузился в изучение ремонтопригодности правого сапога. “Если его как следует просушить и протереть ацетоном,” – думал Семён Семёнович – “то вполне возможно приклеить подошву на место. До конца апреля еще четыре недели, а потом можно будет перейти на летние ботинки” – он приложил верх к подошве и с удовлетворением отметил, что если действовать аккуратно и не торопясь, то можно подклеить её так, что хватит ещё на один сезон, за который можно подкопить денег, походить по распродажам и найти что-то не очень дорогое и прочное.
Результаты этих исследований наполнили его душу такой радостью, что он наконец-то вспомнил о необходимости поставить начальство в известность о своём опоздании. Он аккуратно поставил останки ботинка на газетку для просушки подальше от батареи центрального отопления, нашел трубку домашнего телефона и набрал свой собственный рабочий номер.
Семён Семёнович подготовился к долгому ожиданию, но трубку взяли после первого звонка.
– Отдел бюджетирования. Горбунков слушает…
От неожиданности трубка выскользнула из ослабевшей руки Семёна Семёновича и с глухим стуком ударилась о пол, покрытый стареньким паласом. Крышка отлетела в сторону, а аккумуляторы раскатились в разные стороны. Сам же Семён Семёнович мешком шлепнулся на диван-кровать и испытал мгновенный приступ раздвоения личности и кажется понял, что имел в виду аниматор в старом советском мультфильме, когда рисовал фрекен Бок, раздваивающуюся как дрожащий гонг от удара.
“А я сошел с ума”, – пискнуло у него в голове. – “Какая досада!”
Не вставая с дивана, он пошарил по полу руками, собирая обломки телефонной трубки. Немного потупил, вспоминая номер своего рабочего телефона, а потом нажал кнопку повторного набора. Пиликнул номер, один гудок и…
– Отдел бюджетирования. Горбунков слушает…
Семён Семёнович панически нажал сброс звонка.
Не осталось никаких сомнений – это безусловно был он сам, на рабочем месте, как обычно поднимающий трубку телефона, стоящего на рабочем столе справа от него, который он раз в месяц тщательно протирал специально купленными влажными салфетками.
Мало того, что это был именно его голос, время, за которое была поднята трубка, было точно затверждено сотнями или тысячами отвеченных звонков, до такой степени, в голове опять ударил молоток. Она раздвоилась, но в отличии от головы домомучительницы, не вернулась на место, а вибрируя, положила трубку на рычаг в нескольких километрах от основной, и абсолютно бесстрастно повернулась к компьютеру, углубившись
Семён Семёнович дотронулся до висков, попутно стукнув по голове телефоном. Звук удара пластика о черепную кость противно отозвался в голове.
“Голова на месте”, – он пустил руки и пощупал диван. – “Диван на месте”. Семён Семёнович еще раз посмотрел на зажатый в руке телефон: “Телефон – на месте”. Потом – сравнил два носка. На левой ноге – поношенный, с небольшой дыркой на большом пальце, мокрый и грязный – на правой. Это была последняя пара и купить новые можно было только с аванса. Он стянул носки и пошел их стирать в ванную.
Через пятнадцать минут он лежал на диване, засунув руки в карманы плаща и разглядывал босые ноги. Попеременно закладывая на колено то одну, то другую, выписывая большими пальцами в воздухе контуры большой волны на эстампе с картины Хокусая, висевшей на простенке в ногах. Правая нога была немного грязная, но это не раздражало, а наоборот помогало лучше передать эстетику картины, для которой требовалась не только белые мазки пены, но и синие мазки следов линьки мокрого носка на большом пальце.
Потом он развернулся ногами на подушку и стал играть с другой картиной: левой ногой подгоняя воробья, а когда это не получалось – правой подпихивая к нему ножницы.
Он первый раз за несколько лет был дома и валял дурака, но в то же время находился на работе, отвечая на звонки и сверяя статьи бюджета.
Семён Семёнович не мог понять, что бы это значило, но главное, чего он хотел избежать – это пойти на работу и убедиться, что кто-то сидит за его столом и выполняет его работу. А в гардеробе висит точно такой же плащ и стоят целые зимние ботинки, переобутые на поношенные офисные тапочки, которые он уже несколько лет таскал из одного кабинета в другой, жутко ненавидя следы песка и грязи, оставляемые посетителями их офисного загончика или даже некоторыми коллегами, которые не носили сменной обуви. Пожалуй неуверенность в том, появилась ли вторая пара “сменки” было одной из главных причин, по которой он не хотел идти на работу, или даже уволиться, но не надеть осквернённые посторонними ногами полуботинки.
Наконец, он немного успокоился, списав наличие двойника на ошибку в наборе номера и начал мысленно сочинять несколько вариантов объяснения своего катастрофического опоздания для начальника отдела. Он сходил в ванную комнату, помыл синевшую от полинявшей краски ступню, натянул носки, не успевшие до конца просохнуть на едва теплой весенней батарее и отыскал в кладовке светлые летние ботинки на мягком микропористом ходу.
Он постоял немного в маленькой прихожей, разглядывая в зеркало нелепое сочетание туфель и плаща, вспомнил утреннюю стычку с Зоей Алексеевной и Анной Васильевной и начал постепенно злиться: если бы не эти две склочные крысы, он не опоздал бы на автобус и не оторвал подошву на вполне пригодном ботинке, который мог прослужить ему еще не одну зиму.
Почему-то воображение нарисовало ему двух старух, которые шипя и отталкивая друг друга попеременно прикладывая морщинистые уши к его двери, пытались получить свидетельство того, что их план по нанесению урона его обуви достиг своей цели и можно спокойно пойти додоить свой коммунальный яд в специальную чашку Петри, прикрытую резиной мембраной как для дойки змей в серпентарии.
Краем глаза Семён Семёнович заметил, что забыл закрыть дверь на замок или защелку и второй раз крутанувшись вокруг своей оси, теперь на левой ноге, с силой выбросил вперед правую ударив входную дверь, надеясь, что как раз в это время к двери приложено ухо одной из вредительниц.