Самый лучший комсомолец. Том 5
Шрифт:
Я же цел и невредим! Ну осип, ну и что?
– Товарищи, Сергею нужен отдых, – сильно обидел меня деда Юра, плечо укололо, и силы начали стремительно меня покидать.
Следующее пробуждение случилось в самолете – спецбортом дедовским летим, мне как-то дяди из «девятки» экскурсию по нему проводили. Медблок тут знатный: от белизны аж глаза слезятся, а импортная аппаратура уютно пиликает и похрустывает.
– Все в порядке, отдыхай, – раздался словно из бочки чей-то голос, сгиб локтя кольнуло.
Задолбали.
Здравствуй,
Любимые ручки не дали мне сесть.
– Сережа, – просипела сонная, одетая в ночнушку Виталина, подстриженная до короткого ёжика. – Все хорошо, мы в Москве, лечимся. Говори тихонько, хорошо? – сняла с моего лица маску.
– Тоже сорт трубы, – прошептал я и скривился – больно.
Вымученно хихикнув, девушка выдала мне стакан с водой.
– У тебя отравление угарным газом, крысиные укусы, ларингит и острый пиелонефрит, – пока я пил, перечислила болячки.
– Бывало и хуже, – просипел я. – Пусти.
И, аккуратно держась за стеночку, медленно и печально сходил в уборную, по пути оценив отсутствие привычных цветов, рояля, дивана для гостей, стола с печатной машинкой и телевизора. Недолго, значит, лечусь, раз завезти не успели. Посмотрелся в зеркало – голова побрита «под ноль», но кожа вроде цела – паричок как Магомаеву (лысеет бедолага) носить не придется. Но некоторые волдыри имеют место быть. Сколько там перечисленный Виталиной «букет» исцеляется? Недели три? Вот настолько я тут и застрял в очередной раз.
Вернувшись на сдвинутую с Виталининой кровать, отдышался, подышал через маску и спросил:
– Досталось тебе?
– Федину досталось, – мягко улыбнулась она. – Ты отдыхай лучше, Сережа.
Ей-то говорить тоже больно, чего я лезу? У нас тут вариант хэпи-энда, значит и вправду можно отдыхать со спокойной душой.
Следующее пробуждение получилось почти идеальным – утром, разглядев слезящимися глазами одетую в халат и медицинскую маску – чтобы микробом на больного не дышать – сидящую в ногах маму.
Виталина уже успела одеться в спортивный костюм и отодвинуть свою кровать.
– Поросенок! – привычно нарекла меня родительница и осторожно обняла, поцеловав в щеку. – Куда лезешь вечно? Без тебя что ли не справятся? Лысая башка, дай пирожка! Болит? Давай маску уберу, – обрушила на меня шквал упреков и заботы и нажала кнопку у изголовья, вызвав врача.
Освобожденный нос ощутил жуткий запах гари – я ей, похоже, надолго пропитался.
– Все ок! – бодро улыбнулся маме и пожалел – губы треснули.
– Какой тут «ок»? – заплакала она. – Да ты в этой больнице уже чаще чем дома бываешь!
– Ты тоже.
– Молчи уже! – шикнула она. – Здравствуйте, Лев Львович, – поприветствовала лысого гладковыбритого упитанного врача.
– Снова здравствуйте, Наталья, – поздоровался он в ответ. – Доброе утро, Сергей.
– Здравствуйте, – прошипел я.
– Не утруждайся, тебе голосовые связки беречь надо, – посоветовал доктор, осмотрел мне горло и нос, пощупал лимфоузлы, послушал спину и грудь, измерил температуру и давление. – Воздержись от разговоров и резких движений, побольше пей и поменьше снимай маску, – мама тут же вернула прибор мне на лицо. – Через час приду поставлю тебе укол, а пока отдыхай.
– А? – промычал я в маску.
– Три недели, – улыбнулся глазами Лев Львович и покинул палату.
Я показал руками, будто пишу.
– Вот неугомонный, – вздохнула мама и достала из сумочки планшет с карандашиком и стопку бумаги.
«Наши живы»? – увидев первый вопрос, мама задрожала губами.
Прости.
– Живы, – успокоила Вилка.
«Значит все совсем хорошо. Не плачь».
Какой уж тут «не плачь»! Мама успокоилась только минут через двадцать – сильно перепугалась в этот раз. Ну нельзя мне не лезть – вон какой эффект от моего непосредственного участия получается удивительный, вся грязь моментально вылезает. Но выводы сделаем – без пары армейских взводов за плечами больше на «вражеской территории» в гости не хожу.
В дверь постучали – вошел груженый телевизором папа Толя.
– Чего сам-то тягаешь! – приложила его мама и кинулась помогать.
Когда «Рубин 401» занял свое место на тумбочке, Судоплатов-младший пожал мне руку:
– Напугал ты нас.
«Извините» – покаялся я.
– Да не передо мной извиняться нужно, – отмахнулся он. – Но я тоже переживал.
– Поедем мы, – вытерев остатки слез платком, мама поднялась на ноги с вымученной улыбкой. – Ничего?
«Ничего» – с улыбкой кивнул я. – «Приходите еще».
– Обязательно придем! – мама осторожно чмокнула меня в лоб, взяла мужа за руку, и они покинули палату.
«А мы с тобой потреплемся», – обратился я к Виталине на языке глухонемых.
«Очень удобно», – прожестикулировала она.
«Помнишь что было когда нас достали?»
«Помню – я-то сознание не теряла», – высунула язык. – «Не перебивай. Генерал Щукин комедию во дворе ломал – горе-то какое, случайность и так далее. А тут нас вытаскивают – ему Цвигун сходу нос сломал. Наших во дворе видела – живые и виноватые. Дальше упыря в «воронок» утащили, а нас – в «скорую», до аэропорта и потом сюда».
«Будем ждать визита родного деда», – подвел я итог. – «Сама-то как?»
«Почти как ты».
Поднявшись с кровати, я медленно и печально включил телевизор, чтобы узреть показываемый по «Музыкальному киоску» клип с песней про «Орленок».
Вернувшись в кровать, написал письмо Владиславу Крапивину – искупать подрезанную сценку – с предложением снять кино про «Валькиных друзей».
«Отправлю с оказией», – дал почитать Виталине.
Оказией оказался вернувшийся доктор, который поставил обещанный укол, после которого я уже привычно вырубился.