Самый лучший комсомолец. Том четвертый
Шрифт:
— Теперь пошли в администрацию, в таких местах всегда можно найти папочки с личными делами, — поделился с Олей секретами детективного мастерства.
— Социализм — это учет и статистика! — продемонстрировала она образцовую политическую подготовку.
Моя школа!
Внезапно позади послышался торопливый бег.
— Взрослый бежит! — я из режима детектива так и не вышел.
— Постойте!
Обернулись — да, это пионервожатый Никита Евгеньевич.
— Мы идем в администрацию! — жизнерадостно заставила мужика оступиться и рухнуть на асфальт
— Что же вы так не аккуратно-то, — вздохнула она, бросившись на помощь бедолаге. — Коленку разбили, а у взрослых раны хуже заживают, мне папа рассказывал, он в КГБ работает, полковником — он про раны много знает! Вот ваши очки, Никита Евгеньевич, не теряйте!
Успевший подняться мужик дрожащими руками принял очки и надел на увлажнившиеся — не от боли надо полагать — глаза.
Вот она — моя лучшая ученица! Стоп, я же не превратил светлую девочку Олю в социопатку? Да не, фигня — просто деформировалась от плотного общения со мной, дальше легкого глумежа не пойдет. А если и попытается — пресечем и перевоспитаем.
Дядя Ваня от комментариев воздержался, но по его лицу ясно читалось отношение к молодому педагогу. А я с выводами спешить не буду — не все в этом мире имеют характер «стойкий, нордический», и это никак не мешает быть хорошим человеком.
— Так чего вы хотели? — спросил я пионервожатого.
— Про Костю поговорить хотел, — сглотнув, не удивил он.
— Это нам надо, — улыбкой поощрил я.
— Он странный, — отвел он взгляд. — Нелюдимый совсем, даже не разговаривает почти.
— Звучит правдиво, — одобрил я.
— В отрядных мероприятиях не участвует, по гуманитарным наукам — тройки с натяжкой, зато по точным — лучше всех в крае учится, все олимпиады берет, — первый шаг сделан, и дальше Никита Евгеньевич говорил без пауз. — Только на кубик этот и пошел участвовать. В воду и на зарядку не загонишь, письма отцу не пишет. Мне что, его силой заставлять? Я и так, и этак — а он уперся как осел, в одну точку смотрит и молчит — все ему как о стенку горох. Не улыбается никогда — я же не слепой, ребят просил с ним попытаться подружиться, а он ни в какую! Телевизор не смотрит, на танцы не ходит, одного Колмогорова читает!
— Который математик? — уточнил я.
— Математик! — поморщился пионервожатый. — Ест тоже странно — на завтрак только яйца отварные, а из супа сначала картошку всю достает, потом — морковку, и только потом остальное доедает. Боюсь я его — и отец у него странный, они же рядом живут, не на автобусе приехал, как все, а с отцом. Прощались — ни слезинки не пролил, а у этого на лице как будто облегчение — спихнул нам своего дебила и рад!
— Обзывать кого-то «дебилом» недостойно Советского педагога, — сделала ему внушение Оля.
— Да он больной! — всплеснул руками вожатый. — Ему к психиатру нужно, лечить — нормальные дети так себя не ведут! Я ночами не сплю, в коридоре караулю — вдруг у него в голове щелкнет, перережет соседей по палате — что я потом делать буду? — сняв очки, он рукавом вытер слезы. — Я же даже не педагог еще! Студент,
— Насчет «перережет» это вы зря, — вздохнул я. — У него не шизофрения с буйными припадками, а другая особенность.
Потому что аутизм не болезнь, а дар или проклятие — тут уж куда повернется. В Костином случае — скорее дар.
— У нас с Олей подруга есть, Надя Рушева, художница. Знаете такую? — спросил я.
— Знаю, — подтвердил пионервожатый.
— Вот она за пределами, так сказать, профессиональной сферы почти ни на что внимания не обращает. Не потому что зазналась или глупая, а потому что ей это просто не интересно. Не интересно настолько, что как бы она или другие ее не заставляли, толку не будет — физиологическая особенность мозга не позволяет концентрировать внимание на не интересном. У Кости похожий случай — он, извините, живет в мире цифр и формул, и пытаться его оттуда выдернуть бесполезно. Пойдемте в администрацию, Никита Евгеньевич, будем его отцу звонить — я Костю с собой заберу когда уеду, ему в обычной школе учиться смысла нет.
Будет у меня собственный математический гений.
Глава 21
— Так что, Семен Федорович, Никита Евгеньевич в этой ситуации проявил себя наилучшим образом, пожертвовал личным сном ради спокойствия и безопасности детей, — после того как мы втроем рассказали директору о цели визита, выдал я пионервожатому гигантский пряник.
Потому что он объективно ни в чем не виноват.
— Поощрим, — пообещал будущий герой Соцтруда.
— Да я же не за поощрения, Семен Федорович, лишь с детьми все хорошо было! — бросился протестовать вожатый.
— За то и поощрим! — закрыл дискуссию директор.
— Можно нам личное дело Кости и номер телефона его отца? — попросил я.
— Идем, — мужик поднялся на ноги. — Вы свободны, Никита Евгеньевич, можете возвращаться в отряд. И по ночам спите смело, мы в коридор чисто на всякий случай кого-нибудь дежурить по ночам определим, — посмотрел на меня.
— «На всякий случай» еще никому никогда не мешало, — одобрил я.
Мало ли чего, я же могу ошибаться, и тогда придется долго и мучительно посыпать себе голову пеплом. Не хочу детской крови на руках.
Прежде чем мы успели покинуть кабинет, в дверь постучали.
— Да?
Вошел моряк в чине лейтенанта — из патрулей. Поздоровались, Оля по уже сложившейся традиции получила поцелуй ручки — уже и не краснеет, привыкла.
— ЧП у нас, Семен Федорович, — поделился инфой моряк.
— Никита Евгеньевич, до свидания, — выгнал лишние уши директор.
— А… — моряк замялся, стараясь не смотреть на певицу.
— У Оли допуска на способные случиться на территории и окрестностях «Орленка» ЧП хватает, — успокоил я его чистой правдой. — Лично генерал-полковник Госбезопасности Судоплатов выписывал.