Самый лучший комсомолец. Том пятый
Шрифт:
— Французский народ не хочет войны, — заверила она.
— Французский народ не спрашивают, — развел я руками. — Но давайте думать о хорошем — о станциях. Могу я попросить вас о таком подарке столице СССР?
— Метро имени Владимира Ильича Ленина по праву считается лучшим в мире, — с улыбкой кивнула художница. — И, если СССР посчитает меня достойной, я не обману его доверия.
— Сергей у нас мыслит в масштабах государства, — как бы извинилась за меня Екатерина Алексеевна.
— Я понимаю, какие пойдут слухи о тебе, если открыть станцию
— Так можно, — согласилась Фурцева.
— Так я могу одолжить твой портрет? — вернулась к основной теме мадам Леже.
— Разумеется, — кивнул я. — У меня под рукой сейчас нет, но я вам обязательно пришлю.
— В Минкульте есть твои портреты на любой вкус, — велела не напрягаться Фурцева.
— Свадьба прошла хорошо?
— Будто во сне! — улыбнулась баба Катя. — Ты на нас с Эммой-то не дуйся — Андрей и Светлана счастливы, а с этой шебутной он бы все равно рано или поздно разбежался. Может не поедешь все-таки?
— Я не дуюсь, — честно признался я. — А ехать объективно пора. К тому же «первая очередь» города уже строится, контракты подписаны, деньги уплочены, документооборот крутится. Получится — людей взбаламутил зря.
— Что за город? — полюбопытствовала мадам Леже.
— У меня готовый архитектурный план есть, — обрадовался я возможности еще немного попользоваться художественными талантами Натальи Петровны. — Давайте покажу, он без стратегических объектов, — добавил для напрягшейся Фурцевой — оно, конечно, подруга, но допуска не имеет. — Мне полную в больницу взять не разрешили.
Вынув из-под кровати тубус, расстелил план поверх покрывала.
— Будет красиво, — оценила мадам Леже.
— Могу ли я позволить себе еще одну просьбу к вам?
— Разумеется можешь! — разрешила она.
— Могу ли я попросить у вас эскиз барельефов профилей Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева для торцов вот этих четырех зданий на улице «Имени пятидесятилетия СССР»? — указал на девятиэтажки одной из центральных улиц.
— Пятьдесят лет СССР будет только через два года, — заметила Фурцева.
— Звучит намного лучше «сорокавосьмилетия», — ответил я. — Будем считать — на вырост. Советской власти же за два года ничего не сделается?
— Ей и за тысячу лет ничего не сделается! — излишне уверенно фыркнула Фурцева.
Видели, знаем. Но ничего, починка идет.
— Я никогда раньше не пробовала рисовать Сталина и Никиту Сергеевича, — решила поскромничать Надежда Петровна. — Но могу попробовать. Барельефы — это очень вдохновляюще! Я пришлю тебе эскизы как только смогу.
— Спасибо вам огромное, — поблагодарил я мадам Леже, и бабушки покинули палату, не забыв пожелать нам спокойной ночи.
* * *
На следующий день Вилка эксплуатировалась полным ходом, потому что нам принесли здоровенную коробку методичек «для служебного пользования» работниками КГБ, МВД и ГУРа, которые мы перерабатывали, добавляли мое послезнание и ее жизненный и служебный опыт, на выходе получая монографию с рабочим названием «Язык тела». Этот микс физиогномики, психологии и НЛП издать никто не даст, но «для служебного пользования» материал получится сногсшибательный. А главное — Виталина помогает совсем не понарошку и очень этому рада — пользу приносит товарищ капитан!
Идиллия была прервана деликатным стуком в дверь.
— Да?
Вошла старая добрая Виктория Викторовна — благополучно избежала осложнений после первого пришествия и набралась смелости на второе.
Поздоровались, и я прожестикулировал Виталине:
«Завод отдавать»?
«Отдавай», — показала она в ответ. — «Тебе все равно нужно что-то получше».
Обидно! Но справедливо — от меня стандартного соцреализма никто не ждет.
— Как ваша инфекция? — спросила учительница, водрузив на тумбочку плитку шоколада.
Не буду ничего про диету говорить — шоколад в нее не входит, но обидится же.
— Хоть в космос отправляй, — бодро отрапортовал я, убирая гостинец в тумбочку. — Спасибо большое, мы по шоколаду очень соскучились. Потом съедим, чтобы доктор не увидел.
— Кушайте на здоровье, — обрадовалась Виктория Викторовна реакции. — Голос-то какой стал — совсем мужик уже! Скажи еще что-нибудь?
Даже как-то неловко стало от этого «мужика»!
— Например?
— Например, обещанную идею для романа! — подсекла учительница. — От всей души поздравляю с победой на «Хьюге», кстати. Может мне тоже чего-нибудь научно-фантастического написать?
— Вот тут вот синопсис набросал, — достал из тумбочки взамен шоколада пяток печатных листов. — Персонажей и особенности текстового мира, — протянул ей. — СССР отправил на конкурс фантастики целого товарища Леонова не просто так, а подав сигнал — фантастика у нас теперь жанр уважаемый, а значит скоро…
— В него ломанутся все, — закончила за меня Виктория Викторовна. — Космический завод, значит?
— Проблемы те же что и на земном — раздолбайство, лень, саботаж и не желающий перевыполняться сам собой план, — кивнул я. — Потом можно про сельскохозяйственную планету написать — типа огромный космический колхоз.
— Колхоз себе заберешь? — спросила она.
— Не, я, извините, в Нобелевскую премию целюсь, поэтому буду немного другие книжки писать.
— А сам говоришь «фантастика серьезный жанр», — заметила она.
— Так и есть, — кивнул я. — Я же не знаю, за какую из книг нормальную, литературную, а не как у Пастернака — политическую — премию дадут, поэтому работаю по площадям. Высокоуровневый постмодернистский детектив вот на днях издадут, дальше еще пару-тройку мощных книг разных жанров напишу. В следующем году снова. И снова — до победного. Таких сюжетов я вам не дам — не потому что жадный, а потому что сюжет в таких книгах глубоко вторичен.