Самый младший лейтенант. Корректировщик истории
Шрифт:
Сержантша хмыкнула:
– Не веришь? Правильно делаешь. Я к педофилии не тяготею. Будем подгонять форму. На моду нам наплевать, но создается впечатление, что ты подгузники в штанах таскаешь. Разоблачайся. Да что ты ерзаешь? Ты из душа и не в таком виде выпадаешь.
Шила Екатерина быстро, не очень ровно, зато крепко. Женька, как ни старался, ковырялся с иголкой по-детски.
– Научишься, – утешила сержантша. – Вечером я сапоги принесу. Будешь разнашивать, вместо этих модерновых берцов-дерьмодавов. Если кто из комендантских прицепится – сошлешься на товарища майора. А теперь вот что скажи – как настроение?
– Насчет
– Нет, насчет видов ЦСКА на Лигу чемпионов. Ты мне не виляй. Ты не слишком тупой. За это я перед начальством поручилась. И давай-ка дипломатию отставим.
– Готов служить, товарищ старший сержант. Предпочтительно в отделе «К».
– Предпочтительно, значит? Обоснуй.
– По специальности. Работа интересная. Индивидуальная. Уклон специфический.
– Какой-какой?
– Ну, исторический. Реконструкторский. Я неправильно понимаю?
– Весьма упрощаешь, – Екатерина смотрела поверх куртки, на которой перешивала шеврон. – У нас весьма практический подход. Буквальный. Мы сейчас в полной тишине иголкой поработаем, а ты поразмыслишь. Ты теперь военнослужащий, со всеми вытекающими правами и обязанностями. За невыполнение приказа тебе суд грозит, в зону легко загремишь или в дисбат. А в Отделе порядок проще. Через два часа, если ты мой приказ не выполнишь, я заимею законное право тебя на месте пристрелить. По законам военного времени. Прочувствуй разницу. Ты переводчик неплохой. Найдется тебе теплое место в Москве. А у нас должности неуютные. Я тебя чистосердечно предупреждаю.
– Понял. А что через два часа будет?
– Тебе еще одну присягу предложат подписать. Текст там посуше слогом, безо всякой лирики. Называется – «Подписка о неразглашении». Подпишешь – работать начнем. По-взрослому.
– В смысле кросса? – с ужасом пробормотал Женька.
– В смысле близости войны. Вонючее у нее дыхание, рядовой Земляков. Думай.
Глаза у Екатерины были безумно красивые. Раньше Женька считал, что такие очи лишь в фотошопе делают. Зелень колдовская. А левую бровь шрам крохотный рассекает. Сколько ей лет? Иногда кажется, что под тридцать, иногда – что едва двадцать миновало. Бывают же такие старшие сержанты.
Сидел Женька над длинным трехстраничным текстом с авторучкой в руках. Майор не торопил, сидел напротив, разминал в пальцах сигарету.
– Товарищ майор, разрешите вопрос? Или только после подписи можно?
– Ну почему же? Спросить всегда можно. Правда, иной раз ответа не дождешься. Что интересует?
– Почему я? В смысле, почему меня отобрали?
– Прежде всего, по биометрическим данным. Ты очень вовремя в клинике оказался. Попытка «откосить», знаешь ли, порой прямо противоположный эффект дает. Естественно, и хорошее знание языка роль сыграло.
– Понятно. А из университета меня? С вашей подачи?
Майор сунул сигарету обратно в пачку:
– Земляков, тебя кто заставлял «хвосты» нагло игнорировать? Наша изощренная провокация, да? Взрослой жизни, ей только повод подай. Кому-то нужен переводчик, кому-то не очень нужен университет. Справедливо? Не буду кривить душой – без нашего вмешательства ты вполне мог со своими «хвостами» в легкую разобраться и сейчас в потолок поплевывать.
– Знаю, что сам виноват, – уныло признал Женька. – Товарищ майор, а насчет «боевых»? Пошлете?
– Посылать не имею права.
– А товарищ старший сержант? Она ходит?
– Э, брат, если у тебя лирические настроения проявляются…
– Да что вы, товарищ майор, – испуганно запротестовал Женька. – Домыслы какие-то у вас.
– Да уж какие тут домыслы. Тут девяносто процентов личного состава на нашего сержанта неадекватно реагирует, – печально пояснил майор. – Одарена наша Екатерина Георгиевна с лихвой, что весьма мешает нормальному несению службы. Не ту упаковку бойцу Мезиной природа подсунула. Впрочем, это к делу не относится…
Вышел из корпуса Женька и машинально пошел к турнику. Подтянулся, сделал подъем переворотом. На втором застрял. Снизу смотрела сержантша – подошла от КПП.
– Подписал?
– Так точно. С завтрашнего дня в штате.
– Тогда спрыгивай. Через час совещание, а мне еще твое мировоззрение перевернуть нужно. Сан Саныч сказал, чтобы я тебя сама в курс ввела, – у меня получается жутко антинаучно и доходчиво.
Отдел «К» проводил операции в давно минувших годах. Так сказать, в Прошлом. Прошлом сопредельных реальностей. В свое собственное прошлое: детство свое, дедово или пращурово – попасть абсолютно невозможно. Но можно прыгнуть в «кальку» – мир-близнец, развивающийся по тем же законам, что и «нулевой». По сути, этих самых «калек» бесконечное множество. Там можно врезать по мозгам лейтенанту-артиллеристу Бонапарту, можно перемолоть на реке Калке все тумены монголов или подстрелить с чердака вождя мирового пролетариата. Все эти воздействия в той или иной мере сложны, и результаты их трудно прогнозируемы. Но теоретически возможна любая коррекция. Но бессмысленна. Твой собственный мир никак не изменится. Извлечь непосредственную и ощутимую материальную выгоду опять же проблематично. Нет, были прецеденты. Кое-что удавалось перетащить. Небольшие предметы, сувениры, даже кое-какие ценности. Но сам процесс оказался настолько сложен, что не окупал затраченных усилий. «Неверным путем идем, товарищи», – как сказал бы известный вождь, в некоторых «кальках» так и не доживший до светлого царства социализма.
– В общем, эксперименты вяло продолжаются, – сказала сержантша. – Мы иногда ходим-прыгаем. Японцы, они на культурно-техническом уровне любят поковыряться. Англичане закрыли программу из-за недостатка финансирования. Янки еще возятся – теорию абиогенеза пытаются проверить. Пока довольно безуспешно.
– А мы? – растерянно пробормотал Женька. – Я понятия не имею, что такое абиогенез [8] .
– Да фиг с ней, с органикой. Нас иной исторический комплекс мучает. Вмешиваться бессмысленно, но мы ходим. Сугубо по-армейски. Воюем, корректируем.
8
Абиогенез – возникновение живого из неживого, т. е. исходная гипотеза современной теории происхождения жизни.