Самый младший лейтенант. Корректировщик истории

Валин Юрий Павлович

– Ох, барышня, я только спросить хотел, – младший сержант двинулся к красотке.

– Macht keinen L"arm! [14] – отчетливо сказал раненый, наконец перестав скалиться.

Приглушенно хлопнул выстрел – Катрин стреляла сквозь карман шинели. На лицо Женьки брызнуло чем-то теплым. Фальшивый раненый повалился. Младший сержант прыгнул на девушку, норовя ударить в лицо прикладом, – Катька почему-то не стреляла, едва успела присесть – приклад ударил в стену над головой. Дальше Женька разглядеть не успел – коренастый пихнул его в дверь. Женька уперся, ткнул-ударил врага лбом. Неуклюже получилось – хрустнули очочки, боль обожгла переносицу.

Коренастый выругался и отпустил винтовку. Женька от неожиданности покачнулся – тотчас получил сильный тычок в грудь. Что-то скрипнуло – коренастый отшатнулся, в руке у него был узкий, похожий на шило нож. «Режет меня!» – понял Женька и отпихнул вновь налетающего коренастого прикладом винтовки. От удара «маузер» из рук вывернуло, но коренастый почему-то тыкать ножом не спешил. Вздрогнул, глаза изумленно раскрылись, еще раз вздрогнул – Женька увидел наставницу – придерживая за горло, била коренастого штык-ножом в нижнюю часть спины. Рявкнула: «Добей!» – и, оттолкнув врага, кинулась вниз. Женька увидел гражданского – тот молча скакал по ступенькам вниз, оступился, упал на камни. Вскочил, прихрамывая, бросился дальше. Катрин догоняла его длинными прыжками, враз перемахивая чуть ли не по лестничному проему, полы шинели развевались крыльями. Толстяк уже метнулся в проход подъезда – девушка мелькнула следом. Раздался короткий вскрик…

14

Тише! (нем.)

Женька осторожно потрогал переносицу – болела жутко. И кровь. Наверное, нос сломал. Рослый немец лежал словно по стойке «смирно» – руки вдоль тела, автомат на груди, под глазом маленькое пулевое отверстие. Младший сержант замер на нижней площадке – ноги подогнуты, у горла темная полоса блестит. Женька с опозданием поднял винтовку, но и коренастый лежал смирно, едва не касаясь мерзкой рожей сапог Землякова. Женька попятился, машинально пощупал измазанным пальцем вспоротую на груди шинель – под ней чувствовалась кобура «вальтера». Ага, вот оно как – в пистолет ножичком угодил. В глазах почему-то двоилось – то ли от нервов, то ли от потери крови.

Коренастый вдруг шумно вздохнул и вытянулся. Женька вздрогнул. Снизу раздался стон, приглушенно рявкнула Катрин. Судорожно перешагивая через трупы, Женька пошел вниз.

Командирша, держа на изготовку лом, вела толстяка. Тот стонал, держался за плечо. Правая рука бессильно висела. Катрин подбодрила пленника пинком и глянула на Женьку:

– Что с фейсом?

– Нос, наверное, сломал.

Пальцы у командирши были приятно прохладные, когда трогала, даже боль утихала.

Катрин вытерла пальцы о шинель:

– Не сломано у тебя ничего. Нос прямо торчит, только ссадина приличная. Ты бы все-таки снял очки. Толку-то от них теперь…

Женька снял окуляры. Согнулись они здорово, левая линза треснула – хорошо, в глаз стекло не брызнуло.

– Кроме оптики потерь нет? – спросила Катрин, свирепым толчком заставляя толстяка подниматься по лестнице.

– Нет, все нормально, – заверил Женька, радуясь, что мир перестал двоиться.

– Сел, урод! – рявкнула Катрин на пленного. Тот поспешно опустился рядом с телом младшего сержанта, попытался придержать сломанную руку, вновь застонал. Катрин подхватила с кирпичей «ППШ», проверила диск.

– Ты его чем так? – Женька смотрел на пленника, тот обморочно заводил глаза, слезы бежали в густые рыжеватые усы.

– Так шанцевым инструментом, – Катрин кивнула на прислоненный к стене лом. – Он, понимаешь ли, решил, что бежать дальше утомительно, и за наганом полез. Выдумщик, мать его… А лом в этом городе, оказывается, вообще замучаешься искать.

– Вовремя ты пришла, – вздохнул Женька. – Я тут

что-то совсем растерялся, лоханулся.

– Ну, я немного припозднилась, – Катрин глянула на трупы. – Вообще, тебя, Земляков, и на полчаса оставить невозможно. Ты как понял, что они чужие?

– Когда высокий по-немецки скомандовал. И до этого подозрения возникли. Он раненый, но улыбался все как-то неестественно. А как скомандовал…

– Я не слышала, – пробормотала командирша, разглядывая мертвеца.

– То есть? Ты же сразу стрелять начала.

– Я твою рожу видела и поняла, что тот гамадрил тебя сейчас ножом ударит. Кстати, Земляков, – в голосе начальницы появились зловещие нотки, – что у тебя, мой друг, с личным оружием? Ты пистолет когда чистил?

– Так вчера. Ты же сама проверяла. А потом я всего раз стрельнул.

– Нужно было утром почистить. Чуть не сдохли из-за твоей безалаберности, – Катрин нашла в углу брошенный «ТТ», извлекла магазин, передернула затвор. – Черт, перекоса нет. Что за херня?

Патроны из магазина неожиданно легко оказались в ее ладони, за ними высыпались и хрупкие обломки подающей пружины.

Ругалась на этот раз начальница длинно и сложно, частично даже на английском. Досталось и умному начальству, яйцеголовым умникам-теоретикам, всей науке вообще и нанотехнологиям в частности.

– А ты что слушаешь, полицайская морда?!

Толстяк прикрылся здоровой рукой:

– Товарищи, я по недоразумению. Я случайно. По коммунальной надобности заглянул. Не виновен. Я же под оккупацию исключительно по состоянию здоровья попал. У меня выписка есть…

– Сейчас я тебе еще выпишу. С окончательным диагнозом, – посулила Катрин. – Евгений, тащи сюда его мешок.

Женька сходил вниз. Мешок оказался увесистым, неудобным. Пока доволок наверх, начальница успела стащить с высокого покойника телогрейку, распорола штыком рукав гимнастерки вместе со свитером и нижней рубашкой.

– Видел такое? – командирша постучала лезвием по белой плоти.

Женька рассмотрел знак-татуировку группы крови.

– Эсэсман, – Катрин принялась развязывать мешок. – И есть у меня подозрения, что здесь тоже не припозднившиеся новогодние подарки…

Рация оказалась присыпана мелким картофелем.

– Гулящий «Торн» [15] , из достойного рода Телефункенов, фирменная вещь, – с удовлетворением заметила начальница. – Эй, предатель советско-коммунального хозяйства, – есть что сказать в оправдание?

15

Torn.Fu – ранцевая УКВ радиостанция немецкой пехоты.

– Заставили, смертью грозили, – усач безнадежно застонал.

Катрин допрашивала пленного. Женька на плачущего усача смотреть не мог. Собрался с духом и начал обыскивать мертвецов. Документы, оружие, личные вещи. Главное, в крови не испачкаться. Красноармейские книжки на первый взгляд выглядели подлинными. 847-й стрелковый полк, второй батальон. Даже командировочное предписание имелось. Немец нагло именовался Соколовым Валентином Алексеевичем. Имелось письмо из Вологодской области и какая-то помятая семейная фотография на фоне деревенской избы. В общем, Женька понял, что в контрразведчики не годится. Арсенал убитых вызывал уважение. В вещмешке у эсэсовца оказалось полдюжины магазинов к «МР-40», шесть советских «эфок», толовые шашки и детонаторы. Под гимнастеркой обнаружился небольшой «вальтер». Остальные были вооружены не хуже. Женька повертел узкий нож коренастого. Ручка удобная, а так – заточка какая-то криминальная. Может, из уголовников был покойник? Махорка, папиросы, банки тушенки, буханка хлеба, завернутая в пару чистых портянок, – все естественное, не придерешься.