Самый умный, или Новые бойцы невидимого фронта
Шрифт:
По этой мысли появилось некоторое продвижение – сизифов камень продвинулся по сознанию вверх, квадратный метр авгиевой конюшни бессознательного очистился. Все напрасно, все ни к чему, все абстрактные мысли ни к чему не приведут. Но это не значит, что думать не надо! Внимание Геннадия переключилось на другой камень, на другой метр.
«Где жизнь более реальная – в жизни или в книгах? Выходило, что в книгах – то оно как – то лучше живется. Книжный мир можно открывать тогда, когда тебе этого хочется, когда желание есть. На книгу можно плюнуть и растоптать, растопить ей печку. Страницами книги можно утереться. Ничего подобного с миром сделать было нельзя. Или все – таки можно?
От книг портятся глаза, дубеет
Но все же – если мне нравится (а мне нравится), я стану книжным червем. Может, даже и писателем! Буду свои миры создавать. Тварь я дрожащая или право имею? Кто так спрашивает – то и твари, право имеющие такие вопросы не задают. Я и не задаю».
Мозг решил перескочить дальше, додумать и другую, казалось бы, не связанную с вышеописанным мысль. Как известно, мысль додумать до конца нельзя – можно о ней забыть или развить. Ну что ж, развил. На свою голову.
«Как я понимаю Гитлера. Хоть и не читал про его борьбу, но понимание случилось вот прямо сейчас. Всегда надо с кем – то бороться, чтобы устоять на ногах, пробиться, стать лучше. Враги и конкуренты – это точки отсчета, по которым можно мерить, насколько ты продвинулся сам. Социалистические соревнования и стахановское движение – советские эффективные менеджеры были действительно эффективными. Соревноваться нужно с гуру, с монстрами, с горами – это все понятно. Главное, чтобы и ты, и конкурент думали на одном языке и работали на одной земле. Более того – надо понимать и, желательно, видеть друг друга. Я, пожалуй, не смог бы за рубежом быстро развернуться и вообще, вырасти над собой – меня никто не оценит, не поймет, и я никого не пойму. Надо здесь, здесь, на родине и только на родине! Поэтому моя фирма и называется «Рос…» – российский, то есть, «Пиар», «РосПиар»».
Ну что, приступим от мыслей к делу! Как говорили древние римляне: «A realibus ad realiora» – От реального к реальнейшему. Геннадий решил провести вечер за строчками. Несмотря на то, чтобы было уже за полночь, а встать он намеревался ровно в шесть по внутреннему будильнику организма (так продолжалось без устали уже неделю), свои пару тысяч знаков он решил написать.
10. Немного ясности.
После тщательной обработки раны я отправился в дом бабы Раи, твердо решив, что чем бы ни закончился сегодняшний поход, днем я возвращусь в город. К моему удивлению, она с радостью меня встретила, попросила только немного подождать ее в комнате, пока она приведет в порядок Маленького Мужика.
Я расположился на кресле и начал осматриваться в комнате. Едва успев заметить аккордеон, на котором стояло выцветшее фото молодого офицера, я увидел своего «единственного друга», который промелькнул за окном. Наплевав на все, я выбежал на улицу, но он был уже достаточно далеко, чтобы начинать преследование. Зато возле окна, в котором он мелькнул, им был оставлен какой – то помятый грязный пакет. Я подобрал его и заглянул внутрь – содержимым оказалась куча бумаг, которые напоминали записки журналиста или писателя. Их порядок и нумерация была самая разнообразная: где – то стояла дата, где – то просто порядковый номер, а некоторые имели заголовок в кавычках. Большинство записей было сделано на обрывках бумаги, поэтому начало многих фраз было утеряно.
Сев на лавочку возле зеленого дома, я начал выборочно читать эти записи, не обращая внимания
Надо действовать!
Ситуация с «детским домом» прояснилась. Два дня, опросы местных жителей, наружное наблюдение и еще два допроса Сережи. Даже если бы Геннадий не «отвлекался» на своего «Маленького мужика». «Получается, конечно, суховато, топорно, но для первого раза ничего себе так», – утешал себя Геннадий Петрович. Решил чуть позже добавить описаний природы и немного психологии. Деревня располагала к красочным эпитетам.
Деревня
Тем временем в детском доме жизнь шла обычным чередом: линейки, речёвки, тотальная физкультура, ровно в десять вечера отбой. Каждый день – соблюдение заданного ритма.
Два события привлекли внимание Геннадия Петровича и Веры Марковны. Игорю пришлось покинуть компанию еще позавчера. На Михаила поступила жалоба о сексуальном домогательстве к новой сотруднице. Необходимо было уладить вопрос внутри компании: наказать, если потребуется, исполняющего обязанности генерального директора; безболезненно уволить говорливую нимфетку, фигурально отрезав ей язык; проследить, чтобы конкуренты ничего не пронюхали. Игорь был наделен чрезвычайными полномочиями карателя и облеченный должностью направился на задание.
Вчера в деревню наведался синий «Майбах». Он припарковался рядом с интернатом – грязный, пыльный – деревенские русские дороги предназначены только для немецких танков, но не для немецких машин. Не прошло и часа: воспитанники помыли и отполировали до блеска. Видно, не первый раз гости на грязных машинах приезжают – процесс шел быстро, схематично выверено: окатили, намылили, смыли, вытерли насухо, отполировали. Руководил действиями лично Вениамин.
Пассажира встретил Федор Степанович, проводил в дом. К вечеру гость вышел, шатаясь. Прислонился к деревянной лестнице, чего – то стал ждать. Метрах в трехстах появились мальчишки и девчонки, что – то кричали, махали руками. Потом их крик стал монотонным, действия синхронизировались. «Славим, славим, славим – господина нашего Уж…уйского»! – Геннадий не разобрал точно.
Сергей потом уточнил: «Ужукуйского». Удалось выяснить, что это был «Заказчик». Именно для него готовили сейчас сто пятьдесят молодых людей и девушек.
С детворой его пока знакомить не стали, показали только издалека: «Вот ваш повелитель, поклянитесь ему в верности».
Ужукуйский уехал на чистом автомобиле – снова в грязь, до первой лужи. Дети еще стояли с минуту на коленях, смотрели вслед.
Второй случай случился вчера. Ночью из домика Федор Степанович и Вениамин вынесли какой – то куль – он безжизненно провисал до земли. Притащили на дальнюю сторону кладбища, вынули лопаты, включили фонарик, навели мощный неоновый круг на поляну и начали копать. Закопали через час – двадцать. Геннадий решил пока не откапывать: не было ни лопат с собой, ни времени.
А на следующее утро Сергей сообщил, что в лагере пропала Манечка – милая девочка тринадцати лет.
Сергей приходил каждый день, иногда по два или три раза. Вера Марковна все пыталась его тут же накормить – шутка ли, отмахать четыре километра сюда и столько же обратно? Однако Геннадий останавливал: «Организм молодой – сколько сам захочет, столько и съест. К тому же лучше к обильной пище не привыкать: ему же еще в этом детском концлагере жить».
– А что, мы его громить не собираемся? – Задала Вера Марковна провокационный вопрос. – Разнесем все к чертям, как в «Крепком орешке».