Самый яркий свет
Шрифт:
На Тючковом мосту снова оказалось столпотворение, и я даже предложила Дыне, сегодня ехавшему со мной внутри, разогнать толпу, пользуясь своими привилегиями, но тот категорически отказался, отговорившись, что не следует привлекать излишнее внимание. Если подумать, то полицейский прав. Но к мастерским мы подкатили уже почти к часу дня, когда почти все работники устроились на обед. В цехах я громко отчитала мастеров, позволивших своим поднадзорным касаться пищи чумазыми руками. Отповедь впечатления не произвела, так что пришлось пообещать штрафовать за подобные случаи. Опять
В «инженерной» царил мир и покой. Ученые мужи, высунув языки, чертили чертежи, прибежавший управляющий порадовал новостью, что работы идут удивительно споро. Озарять конструкторов дополнительно не требовалось, да и не было сил после утреннего напряжения. Я задумчиво ходила от одного стола к другому, рисунки черной тушью словно манили к себе. Возле одного из таких пришлось остановиться: четкие линии вдруг зацепили взгляд, и я, как в омут, упала в них.
И словно воочию увидела будущий механизм во всех деталях. Кислый запах горячего от трения железа, рев пара вокруг — все это было настолько реальным, словно я стала частью большой машины, ее сутью, а нарисованные шкивы и шатуны — частями моего организма.
— Александр Платоновна! — подскочил ко мне Вяжницкий,
— Все хорошо уже, — голос мой звучал сипло. — Вот тут поправьте.
Я показала пальцем в тонкой перчатке, где именно и как стоит изменить угол наклона трубки. Патрубка — откуда-то вспыло в голове слово.
— Но позвольте! — возмутился инженер.
— Иначе пар будет терять скорость и конденсировать раньше времени.
Старший инженер, подошедший к нам, заинтересованно посмотрел на чертеж и неожиданно согласился с предложенными изменениями. Вяжницкий с сомнением покосился на меня, но сейчас важнее было другое.
Свет внутри будто вскипел, разливаясь по жилам. Длилось это несколько секунд, но ощущения были сродни благодати, которую сегодня ночью я испытала с Сержем и Марго.
Такого со мной раньше не было, и это следовало обдумать, поговорить с той же Аммосовой, знающей о талантах минихеев больше многих. Маргарита, несмотря на репутацию ветреной особы, развратной дамы и целительницы амурных недугов, серьезно изучала Свет во всех его проявлениях, не распространяясь об этом на широкую публику. Сейчас же произошло что-то неординарное, стоило бы посоветоваться с ней.
На стул меня все же усадили и принесли стакан воды. Инженеры горячо обсуждали чертеж, посматривая в мою сторону. Проводили линии прямо поверх рисунка, прикидывая, как это скажется на всей конструкции. Мне же было неудобно — дуло пистоли впилось в бедро, и я вытащила терцероль из потайного кармана юбки.
— Какая интересная игрушка, — сказал один из конструкторов.
Молодой человек примерно моего возраста с зализанными, без меры напомаженными волосами попросил посмотреть оружие. Не видя к тому препятствий, отдала ему пистоль.
— Семен Кутасов, — представил своего подчиненного главный инженер. — Без ума от всего стреляющего.
Названный Семеном восхитился усовершенствованным под капсюль замком, повертел в руках
— Осторожнее, он заряжен.
Изготовленный к стрельбе терцероль привести в безопасное состояние можно было бы только произведя выстрел, чего, конечно же, делать в здании заводуправления не стоило. Дома, правда, имелся специальный шомпол, но с собой я его не носила.
— Прекрасное оружие, сударыня, — выдал свой вердикт Кутасов.
— Только стреляет один раз, — вздохнула я. — На днях это чуть не стоило мне жизни.
Тут к разговору подключились уже все находящиеся в конторе мужчины, высказывая свое негодование, сочувствие. И, естественно, требовали подробностей, так что пришлось отделаться словами про тайну расследования. Вяжницкий предложил воспользоваться «перечницей», но и сам сконфузился, осознав: хрупкой девушке таскать с собой многоствольного монстра с барабаном зарядов было бы тяжело и невместно.
Вспомнилось ворчание Таньки про «много пуль в одном стволе». Для смеха я озвучила пожелание горничной, и инженеры согласно заржали — дура-девка! Но Кутасов хмыкнул и отошел к своему месту, начав что-то накидывать на листе бумаги, сноровисто макая перо в чернильницу. Руководство порыв молодого мастера не оценила, но, сдавшись на мою просьбу, разрешило Семену «творческий перерыв».
— Только пройдите… да хоть в мой кабинет, — предложил управляющий. — Не мешайте господам.
И тогда передо мной разверзся целый водопад знаний, прятавшийся в голове инженера Кутасова. Он рассказал о пятизарядной пищали Первуши Исаева, о системе богемского графа Шпорка, привел множество иных примеров. Сделал множество рисунков, которые я, к изумлению своему, прекрасно поняла.
— Недостаток здесь, сударыня, один и тот же: на каждую камору перед выстрелом надо подсыпать порох. Но Вы уже знакомы с капсюлями Прела, поэтому эту беду за нас решили. Еще проблема в плохой изоляции каморы и ствола в таких схемах: порох, взрываясь в каморе, норовит просочиться между ней и стволом. Отсюда и слабость выстрела, и угроза для стрелка — обожжет лицо, а то и остальные заряды воспламенит. Поэтому многоствольное оружие и стали делать в виде «перечниц».
— Значит, надо зажать патрон так, чтобы щелей не было.
Кутасов задумался, я смотрела на его рисунки, которые снова словно оживали перед моими глазами.
— А если этот барабан при выстреле вжимать в ствол?
— Это не… хотя…
Перо заскользило по бумаге, инженер теперь забывал окунать его в чернильницу, чертыхаясь на чем свет стоит. «Тут мощная пружина нужна… допуск… хрупкая сталь не пойдет…»
Идеи Кутасова были почти материальны, я хватала их, озвучивала, спорила, предлагала свои. Количество смятых листов скрыло под собой столешницу, Вяжницкий несколько раз заходил, вежливо покашливал, но по итогу махнул на нас рукой и отправился проверять цеха. За окнами стемнело, и мы потребовали принести свечей, после чего продолжили свои умственные экзерсисы. И уже ближе к ночи управляющий взмолился, что надо бы закрывать контору, поскольку рабочий день давно закончен.