Самый желанный любовник Лондона
Шрифт:
А затем он увидел ее, этот источник удивительной энергетики. Женщина сидела в кресле в правой части гостиной в окружении других гостей. Она игриво обмахивалась веером и весело смеялась в ответ на шутки кого-то из гостей. В следующее мгновение она обернулась к нему, и Чэннинг потрясенно застыл на месте. У нее были светлые волосы, их редкий платиновый оттенок выглядел очень необычно и сразу бросался в глаза. Одного этого оказалось бы достаточно, чтобы выделить ее из толпы, однако в ее облике было еще много привлекательных и удивительных черт: яркая синева глаз, дерзкий носик, нежный овал лица и полные губы, чуть тронутые розовой помадой в тон ее платью. Это платье состояло из легкого облака шифоновых
– Похоже, для тебя это полная неожиданность. – Его приятель Генри, который и пригласил его в салон, слегка ткнул Чэннинга в бок, когда дама взмахнула веером, приглашая их подойти. – Я представлю тебя, но для начала ты должен снова обрести дар речи, – пошутил Генри. – Многие мужчины немеют в присутствии графини.
Подойдя поближе, Чэннинг увидел, что она молода, возможно, не старше его двадцати трех лет, а когда она заговорила, уловил едва заметный акцент. Она определенно была англичанкой, хотя ее французский был безу пречен. Когда она снова улыбнулась им и заявила, что невероятно рада приходу Генри и его друга, нового человека, который сумеет оживить их скромное общество, Чэннинг снова был потрясен ее естественностью и удивительной чувственностью, пронизывающей все ее существо. Он был потрясен еще и потому, что вдруг понял – она замужем за графом, и ощутил нечто сродни опустошению. Она принадлежала другому. И никогда не будет принадлежать ему. Для первой встречи это было очень странное чувство.
А затем она обратилась к нему, и все остальное перестало существовать.
– Генри показывал вам сад? Нет? Ах, Генри, какая досада, ведь вам известно, что сад – лучшее украшение этого дома. – Она слегка ударила Генри веером по руке. – Пойдемте, мистер Деверил, я все вам покажу. У нас еще есть немного времени до начала чтения пьесы.
Он говорил, что сад прекрасен. Словно во сне восхищался растениями и прудом. Все, что ему хотелось, – я это любоваться ею, слушать ее голос. Она могла бы говорить о чем угодно, он с радостью слушал бы ее.
– Этот сад очень похож на английский, – заметил он, когда прогулка подошла к концу. Ему не хотелось уходить, он с удовольствием остался бы здесь вместе с ней.
Она нежно улыбнулась, на мгновение заглянув ему в глаза, а затем отвела взгляд.
– Я надеюсь. Мне хотелось создать здесь островок Англии, который напоминал бы мне о доме.
– Вы скучаете по Англии? – Ему не приходило в голову, что графиня несчастна в Париже.
– Я скучаю не по Англии, а по своему дому и семье. Мы с сестрой были очень близки, она мне дорога. И все же для такой женщины, как я, это очень удачный брак. О большем нельзя было и мечтать, а граф к тому же позволяет мне делать все, что я пожелаю.
Чэннинг покачал головой:
– Для такой женщины, как вы? Что это значит?
– Моя семья принадлежит к нетитулованному мелкопоместному дворянству. Мы не аристократы и не настолько богаты, чтобы интересовать великосветские круги. В Англии мне едва бы светил выгодный брак. Но во Франции другие понятия о знатности. Здесь я могла на многое рассчитывать. Родители хотели, чтобы я получила финансовую стабильность и ни в чем не нуждалась. Они уже не молоды, к тому же им надо заботиться
Чэннингу не понравилось, как она произнесла эти слова, словно пытаясь оправдать выбор, сделанный за нее.
– Похоже, мечта ваших родителей сбылась. – Чэннинг улыбнулся. – И давно вы замужем?
– Почти год.
Он опоздал на год. Глупо было думать о таких вещах, но мысль пришла в его голову помимо воли.
– И ваш брак оказался таким, каким вы его себе представляли? – тихо спросил Чэннинг. Они были едва знакомы, и задавать столь интимный вопрос было не очень-то прилично.
Графиня смерила его взглядом синих глаз. Она улыбалась, но в ее глазах застыла печаль.
– Месье граф часто бывает в отъезде. Мы редко видимся, но у меня отличное содержание, и я могу ни в чем себе не отказывать. – Она бросила взгляд через плечо. – Наш гость собирается читать свою пьесу. Мне надо возвращаться и играть роль хозяйки. – Она с извиняющимся видом улыбнулась, словно понимая, что он не задержится здесь надолго, лишившись ее общества. – Вы любите читать, мистер Деверил?
– Время от времени, – уклончиво ответил Чэннинг. Он никогда не слыл большим поклонником книг, но если это для нее так важно, он готов пересмотреть свое отношение к чтению.
– Тогда, возможно, вы согласитесь прийти завтра? Мы обсуждаем одно из писем Вольтера, это возможность поучаствовать в умной беседе и послушать мнения интересных людей. Но завтра гостей будет меньше, всего несколько моих близких друзей, а после мы прогуляемся по саду.
– Я непременно приду.
Какая-то его часть, понимавшая, что это всего лишь сон, хотела заключить ее в объятия, лишь бы удержать ее, не дать вернуться в дом. Но он понимал, что тогда сон прервется, так происходило всегда, потому что в реальности все заканчивалось именно с ее уходом. И он снова отпустил ее…
Чэннинг, вздрогнув, проснулся, сон и желание затуманили его разум. Даже во сне у него перехватывало дыхание при виде ее. В тот вечер по дороге домой он без конца расспрашивал о ней Генри. Генри отвечал на его вопросы, весело смеясь. Какие цветы ей нравились? Какой у нее любимый цвет? Но стоило ему спросить о ее браке и о графе, Генри отвечал уклончиво. Здесь явно что-то было не так. Его затуманенный сном разум не желал сейчас сосредотачиваться на причинах, желая снова вернуться к чудесным грезам и приятным временам, и он поддался соблазну и снова перенесся в те дни в Париже…
Граф, судя по всему, не будоражил ее мысли в последующие дни. Этот человек был всего лишь фантомом, мешавшим его развивающимся отношениям с графиней. За тот месяц, что Чэннинг провел в Париже, граф так ни разу и не появился, и он почти забыл о его существовании. Он вообще забыл обо всем на свете, думая лишь о графине. И ему казалось, что она увлечена им не меньше.
Она постоянно приглашала его, а он с удовольствием забрасывал ее милыми подарками, вроде леденцов в красивых коробочках и редкой копии собрания сочинений Вольтера. Но все эти подарки были вполне невинны, чтобы ненароком не вызвать гнев странствующего супруга. Отец блестяще его воспитал. Он отлично знал правила хорошего тона. Однако Чэннинг выполнил почти все поручения отца в Париже и больше не мог откладывать свое возвращение в Англию. И с каждым днем он чувствовал, как растет его гнев. Как только смел этот граф не обращать внимания на свою жену!