Сан-Антонио в Шотландии
Шрифт:
Я его больше не слушаю. Я думаю, а раз я думаю, стало быть, существую. Я твердо убежден в одной вещи, ребята: благородная и почтенная леди, которой стукнуло семьдесят, не станет кидаться в контрабанду дури.
Хотелось бы мне узнать, что за жизнь вела мадам Дафна в Ницце. Может, в ее прошлом обнаружатся не очень чистые дела?
– Долго она прожила в Ницце? – спрашиваю. Преподобный, очевидно, был уже в нескольких кабельтовых от этой темы, потому что враз замолкает и рассматривает меня с крайне осуждающим видом. Но поскольку он человек вежливый, то отвечает:
– Очень
– А что за человек этот Мак-Орниш? – спрашиваю я.
– Замечательный.
Я пытаюсь определить, какое место может занимать замечательный человек в иерархии людских ценностей, и временно определяю его между полным идиотом и тупицей, оставив за собой право пересмотреть это поспешное решение.
– Как миссис Мак-Геррел познакомилась с ним?
– Через меня, – сдержанно отвечает пастор. – Мистер Мак-Орниш возглавлял цех" на одном из городских заводов, производящих виски. Он заслуживал большего, и я горячо рекомендовал его. Он мой лучший прихожанин.
– Он холост?
– Да, Несмотря на свою внешность весельчака, он очень застенчив.
Еще немного поговорив с Мак-Хапоттом, я его покидаю. Он извиняется, что не позвал супругу, но она готовит ему одно национальное шотландское блюдо, приготовление которого требует большого внимания.
Прошло два часа, и я возвращаюсь на почту. Телеграмма уже там. Рыжеволосая красавица предлагает ее мне вместе со своей улыбкой за умеренную плату. Я распечатываю телеграмму и читаю:
ДЕТИ МАРСЕЛЯ УЕХАЛИ НА КАНИКУЛЫ. ЖОЗЕФ СОБИРАЕТСЯ ПРИСОЕДИНИТЬСЯ К НИМ ЗАВТРА ЖЕЛАЮ ХОРОШО ОТДОХНУТЬ. ЖЮЛЬЕН
Отойдя к столу, я прямо на формуляре переписываю телеграмму открытым текстом, что дает следующее:
Грузовик принадлежит Конси.
Так-так-так!
Почтенные люди. Да что почтенные, некоторые даже титул имеют. А на поверку выходит блатная шайка.
Старик прав: в это невозможно поверить. И он опять-таки прав, что просит дополнительные сведения. Действительно крайне важно точно выяснить роль каждого действующего лица.
Я раздумываю, что делать в ближайшем будущем, и вдруг принимаю решение нанести визит вежливости Филипу Конси. Мне не нравятся шутки вроде той, которую со мной сыграли этой ночью в тупике.
Почтарша мне сообщает, что он живет на Грейтфорд энд Файрльюир-стрит, дом восемнадцать.
Я благодарю ее и ухожу. Сворачиваю на первую улицу направо, пересекаю Голден Тит-бридж. Сразу за Годмичплейс начинается улица, где живет Конси. Местечко спокойное, застроено двухэтажными домами.
Звоню в восемнадцатый и жду, когда мне откроет лакей, но вместо этого получаю лай интерфона в нескольких сантиметрах от моих ушей:
– Кто здесь?
Узнаю голос сэра Конси.
– Я бы хотел осмотреть вашу коллекцию японских эстампов, – говорю.
– А, это вы! – бурчит он.
Не пытаясь отрицать очевидное, отвечаю, что это действительно я, и добавляю:
– Мне нужно с вами поговорить. Он нажимает на кнопку, и дверь открывается. Я вхожу в уютный холл, стены которого украшены охотничьими трофеями. Деревянная лестница.
– Поднимайтесь на второй! – кричит сэр Конси.
Поднимаюсь. На втором этаже открыта обитая дверь в спальню, изящно обтянутую синим атласом. Любовное гнездышко. В этой квартирке младший Конси наверняка развлекается с девочками.
Он лежит на кровати в домашнем халате из черного бархата и читает местную газету.
– Вы совсем один! – удивляюсь я.
– Здесь нет слуг. При моих скромных запросах мне достаточно одной приходящей домработницы.
Над его глазами наклеен пластырь из-за немного обработанных мною бровей. Это напоминает клоунский грим, и я смеюсь.
– Вас это веселит?
– Угадали. Вы похожи на одного клоуна, который очень смешил меня, когда я был маленьким.
– Вы пришли сказать мне это?
– Нет.
– Тогда зачем?
Его голос язвителен и скрипуч, как ржавый флюгер.
– Я пришел по поводу этой ночи
– Не понимаю.
– Сейчас объясню.
Я без церемоний сажусь на его кровать, что его шокирует. Этот проходимец претендует на хорошие манеры.
– Я хочу поговорить о случае в тупике, где вы пытались раздавить меня вашим поганым грузовиком!
– Но я...
– Что вы, барон хренов?
– Это ложь! Вы меня оскорбляете и...
Видели бы вы, друзья, как взбесился ваш Сан-А! Я выбрасываю вперед ногу, и мой каблук летит ему в морду. Он щелкает зубами, как крокодил, потом спрыгивает с кровати, и мы начинаем новый поединок.
Он хватает настольную лампу и швыряет ее мне в витрину. Мне не удается полностью увернуться, и ее ножка срывает волосяной покров над моим правым ухом.
У меня в глазах загораются искры, среди которых горит и моя звезда.
Я бью его кулаком, но месье убирает голову и набрасывается на меня. Мы падаем на его кровать. Если бы кто нас увидел, то решил, что Сан-А поголубел. Однако, несмотря на то что мы катаемся по постели, между нами не происходит ничего, кроме обмена ударами. Мы сваливаемся и катимся к камину. Конси отпрыгивает в сторону, но – вот непруха! – стукается черепушкой о мрамор и остается неподвижным. Это ж надо: самому себя отправить в нокаут!
Подождав немного и видя, что он лежит не шевелясь, я кладу руку на его халат послушать сердце.
Оно бьется довольно неплохо.
Я иду в ванную, мочу полотенце под струЕй холодной воды и возвращаюсь сделать ему компресс. Через несколько секунд он приходит в себя.
– Ну как, лучше?
– Голова болит! Надо думать!
На макушке у него вырастает баклажан размером с мой кулак. Я помогаю бедняге лечь на кровать.
– Послушайте, – говорит он, – я не причастен к покушению, в котором вы меня обвиняете. Возьмите газету и прочтите на последней странице...