Сан-Феличе. Книга первая
Шрифт:
Больной лежал на кровати, изголовье которой было прислонено к стене. Грудь его была совсем обнажена, если не считать полотняной повязки, расположенной крест-накрест и уходившей за плечи. Она поддерживала бинты, непосредственно прилегавшие к ране. На рану Нина капала сок, выжатый из трав.
Сальвато лежал неподвижно, сомкнув веки; при появлении Луизы он открыл глаза, и на лице его появилось блаженное выражение, так что следы страданий стали незаметны.
Когда доктор вошел в комнату, раненый сначала посмотрел на него с тревогой. Что за человек?
Узнав Чирилло, он с трудом приподнялся, прошептал его имя и протянул ему руку.
Потом опять откинулся на подушки, обессилев от этого легкого движения.
Чирилло приложил палец к губам, показывая, что больному следует молчать и не шевелиться.
Он подошел к Сальвато, снял повязку, сжимавшую ему грудь, и, поддерживая бинты, стал внимательно разглядывать остатки трав, истолченных Микеле, попробовал на вкус выжатый из них сок и улыбнулся, поняв, что перед ним вяжущий настой дымянки, подорожника и полыни.
— Это хорошо, — сказал он Луизе, на которую больной по-прежнему взирал с улыбкой, — можете пользоваться снадобьями колдуньи. Сам я, пожалуй, этого не прописал бы, но и лучшего ничего не смог бы придумать.
Потом, вернувшись к больному, он тщательно осмотрел его.
Благодаря вяжущим свойствам соков, которыми непрерывно смачивали рану, края ее сблизились; они были розового цвета, на вид здоровые и подавали надежду, что внутреннего кровоизлияния не произошло, а если оно и началось, то было прервано тем, что хирурги называют сгустком — чудесным творением природы, которая борется за свои создания столь умно, что науке никогда не сравниться с нею.
Пульс был слабый, но ровный. Оставалось выяснить, в каком состоянии легкое. Чирилло приник ухом к груди больного и прислушался к его дыханию. Луиза внимательно следила за всеми движениями врача. По-видимому, он остался вполне доволен, ибо, поднявшись, взглянул на Луизу и улыбнулся ей.
— Как вы себя чувствуете, дорогой мой Сальвато? — спросил он у раненого.
— Превосходно, только слабость ужасная, — ответил больной. — Хотелось бы так вот и лежать.
— Браво! — воскликнул Чирилло. — Голос у вас лучше, чем я ожидал. Нанно лечит вас отлично, и я полагаю, что вас не очень утомит, если вы ответите мне на несколько вопросов, а важность их вы сами осознаете.
— Понимаю, — отозвался больной.
И действительно, при других обстоятельствах чирилло отложил бы на другой раз своего рода допрос, которому он собрался подвергнуть Сальвато; но положение было настолько серьезно, что следовало, не теряя ни минуты, принять необходимые меры.
— Как только устанете — помолчите, — сказал он раненому, — а если Луиза сможет ответить на вопросы, которые я буду задавать, я прошу ее отвечать вместо вас: тем самым вы будете избавлены от этого труда.
— Вас зовут Луиза? — спросил Сальвато. — Это было одно из имен моей матери. По воле Господней одно и то же имя дано женщине, которая даровала мне жизнь, и той, которая мне ее спасла. Благодарение
— Друг мой, поберегите силы, — сказал Чирилло. — Я упрекаю себя за каждое слово, что заставляю вас произнести. Не говорите ни одного лишнего!
Сальвато кивнул в знак повиновения.
— В котором часу ночи к раненому вернулось сознание? — спросил Чирилло, обращаясь к обоим.
Луиза поспешила ответить за Сальвато:
— В пять часов утра, друг мой, как раз когда стало светать.
Раненый улыбнулся: при первых лучах солнца он и увидел Луизу.
— Что вы подумали, очнувшись в этой комнате и увидев возле себя незнакомую женщину?
— Первой моей мыслью было, что я умер и ангел Господень снизошел сюда, чтобы вознести меня на небо.
Луиза хотела скрыться за спиной Чирилло, но Сальвато так порывисто протянул к ней руку, что врач задержал ее, и она осталась у раненого на виду.
— Он принял вас за ангела смерти, — сказал ей Чирилло, — докажите ему, что вы, наоборот, ангел жизни.
Луиза вздохнула, приложила руку к сердцу, чтобы умерить его биение, и, уступая воле доктора, приблизилась к раненому.
Взгляды молодых людей встретились и уже не могли оторваться друг от друга.
— Знаете ли вы, кто вас ранил? — спросил Чирилло.
— Я знаю их, — поспешила сказать Луиза, — и я их вам уже назвала. Это приспешники королевы.
Следуя совету Чирилло предоставить Луизе отвечать за него, Сальвато ограничился утвердительным кивком.
— И вы догадываетесь, с какой целью они хотели убить вас?
— Они сами мне об этом сказали, — ответил Сальвато, — они хотели отнять у меня бумаги, что были при мне.
— А где лежали бумаги?
— В кармане плаща, который мне одолжил Николино.
— И что же с ними сталось?
— Когда я уже терял сознание, мне показалось, что кто-то отнимает их у меня.
— Можно мне осмотреть вашу одежду? Раненый кивнул в ответ, но тут Луиза заметила:
— Если хотите, я подам вам его плащ. Но это бесполезно: карманы пусты. Чирилло взглянул на нее, как бы говоря: «Откуда это вам известно?»
— Мы прежде всего стали искать какие-нибудь документы, которые помогли бы нам опознать раненого, — объяснила Луиза, поняв этот немой вопрос. — Если бы оказалось, что в Неаполе у него есть мать или сестра, я почла бы своим первейшим долгом во что бы то ни стало известить их. Но мы ничего не обнаружили, помнишь, Нина?
— Решительно ничего не обнаружили, синьора.
— А что представляют собою документы, которые в настоящее время находятся в руках ваших врагов? Вы помните их, Сальвато?
— Документ был всего лишь один — письмо генерала
Шампионне, в котором французскому послу предписывалось по возможности поддерживать добрые отношения между Францией и Королевством обеих Сицилии, поскольку генерал еще не готов к войне.
— А говорил ли генерал о патриотах, которые вошли с ним в контакт?
— Говорил: он советовал удержать их от несвоевременных выступлений.