Сандаловое дерево

Ньюмарк Элль

Глава 10

1947

Мартин ворвался в дверь, как предвестник штормового фронта. Раскатывая повсюду в «паккарде» с опущенным верхом, он так загорел за несколько месяцев, что стал темнее некоторых индийцев. Когда я сказала ему об этом, он рассмеялся и ответил, что пытается смешаться с местным населением. Кроме того, он перестал носить носки и коричневые туфли и переключился на легкие кожаные сандалии, что было вполне разумно в условиях тамошнего климата. Себе и Билли я тоже купила сандалии, из-за чего мы стали похожими на туристов, но этническая принадлежность черноволосого

и смуглолицего Мартина могла вызвать сомнения.

С его появлением атмосфера моментально изменилась: Билли притих, я напряглась, ощущая исходящее от мужа беспокойство.

— Какие новости?

Мартин подхватил Билли на руки.

— Потом. — Он поцеловал сына. — Ты как, Бо-Бо?

— Хорошо. — Билли положил ручонки Мартину на щеки. — А тебе грустно, папа?

— Грустно? Мне не может быть грустно, когда рядом вы с мамой.

— Нет, тебе грустно.

Мартин невесело улыбнулся и опустил Билли на кровать. Потом мы сели за стол и ели горчичное карри с чем-то, что внешне напоминало курицу, но вкусом и текстурой смахивало на старую кожу. Еще Хабиб оставил нам миску райта — охлажденного йогурта, смешанного с порезанными огурцами, своего рода кулинарный огнетушитель. Мартин отправил в рот кусочек карри, и я приготовилась услышать привычные охи и стоны, но он только моргнул и потянулся за водой.

— Райта гасит специи лучше воды, — заметила я.

— Пробовал. Мне просто не нравится райта. — Он прополоскал рот и шумно выдохнул.

— Так что сегодня случилось?

Мартин снял очки и потер глаза.

— Беспорядки в Лахоре, поджог в Калькутте. Жертвы исчисляются десятками. Сколько пострадало, одному лишь Богу известно.

— И это все во имя религии?

Мартин презрительно хмыкнул.

— Я дал телеграмму в университет. Хотел напомнить, что у меня здесь семья, жена с сыном. Чего я от них хотел, сам не знаю. Остановить беспорядки они не могут, а вас сюда притащил я сам.

— Мы вместе приняли это решение.

— Телеграф не работает, провода перерезаны.

— Господи!

— Не здесь.

— Слава богу.

Телеграфные провода были нашими спасательными тросами, «дорогами жизни», соединявшими нас с новостями и деньгами, дававшими надежду на помощь. Чек приходил по проводам, и жили мы только на те деньги, что получал Мартин. Мысль о том, что мы можем остаться без связи, очень меня обеспокоила.

— Уверена, у нас ничего подобного не случится. Масурла, как и говорил Уокер, тихая заводь. Мы здесь в полной безопасности.

Мартин посмотрел на меня:

— Уокер не говорил, что мы здесь в безопасности. Он только сказал, что здесь безопаснее. А от неприятностей никто и нигде не застрахован.

Безопасность. Где ее больше, а где меньше? Нужно набраться терпения. Тот рисковый, авантюрный парень, за которого я вышла, не стал бы тревожиться так явно, и он не исчез, он был где-то рядом — я ощущала его присутствие за этой угрюмостью, за этим унынием, — но непреходящий пессимизм сегодняшнего Мартина изрядно меня утомлял.

На следующее утро Мартин встал рано и ушел, не позавтракав. Услышав, как щелкнул замок, я провела ладонью по его половине постели. Под потолком лениво ворочал единственной лопастью вентилятор, и это неспешное движение действовало на меня гипнотизирующе, не давая окончательно проснуться. Следя за ним, я оставалась в полусне, оттягивая возвращение в реальный мир.

Потом в комнату вбежал Билли и, проскользнув под москитной сеткой, забрался

на кровать и подкатился мне под бочок. На завтрак я, как обычно, приготовила яйцо всмятку и теплый роти. Как приготовить роти, показала Рашми. Идея пришлась мне по вкусу — свежий хлеб за пару минут. Все, что требуется, это раскатать небольшой комок теста и быстро поджарить его на сковороде. Местные женщины делали роти немного иначе, на горячих плоских камнях, где лепешка поднималась на глазах, золотея и набухая. Я смазала роти маслом, положила джема и свернула в трубочку. Билли еще ел, когда задняя дверь приоткрылась и появилось круглое, улыбающееся личико Рашми. Билли помахал ей лапой Спайка:

— Намасте, Рашми.

— Намасте, бета. Намасте, Спек. — Она покачала головой, и камушек у нее в носу задорно блеснул. Потом повернулась ко мне и, сложив руки в молитвенном жесте, сказала: — Сегодня пойду в храм, пуджу делать. — Подняв пухленькую ручку, Рашми показала сначала на красную нить, которую пандит повязал ей на запястье, а потом на оранжевую точку, тика, на лбу.

— Очень красиво, — согласилась я.

— Я буду делать пуджу для мадам и господина.

— Ты будешь молиться за нас?

— Я каждый день проверяю постель мадам. — Рашми посерьезнела. — Хорошего секса нет?

— Что? — Я почувствовала, что краснею.

— Мадам не надо беспокоиться. Я сделаю пуджу Шиве. — Рашми заговорщически подмигнула. — Вы знаете Шиву, да? — Она как-то странно задергала плечом, и я вдруг поняла, почему в храмах Шивы так много фаллических скульптур. Шива — бог созидания и секса.

— Господи. — Может быть, англичане правильно делали, что держались подальше от своих слуг.

— Шива — сто процентов первый класс, — заверила меня Рашми и, прежде чем я успела что-то сказать — и даже сообразить, что именно сказать, — добавила: — Идем, бета. — Она подхватила Билли на руки и унесла из гостиной — несомненно, чтобы скормить ему тайком принесенный кокос.

Не желая выслушивать сальные намеки Рашми, я оделась, взяла сумочку и сообщила, что нам с Билли нужно прогуляться по делам. Не особенно при этом и соврав. В каждой церкви есть свой архив, и я надеялась, что Адела и Фелисити оставили какие-то следы в церкви Христа в Симле. Билли нравились прогулки в город — костюмы, запахи, цвета, — и он тут же, захватив Спайка и подушку, выбежал из дома и запрыгнул в свой «Ред флайер».

Я надела солнцезащитные очки, взяла фотоаппарат, и мы зашагали по дороге мимо аккуратных колониальных бунгало, уютно устроившихся на зеленых горных склонах. В девятнадцатом веке здесь занимались по большей части сельским хозяйством, и вся территория делилась на крупные плантации и мелкие фермы. Вторая волна строительства бунгало пришла в 1920-е, когда Симла сделалась летней резиденцией британского чиновничества. Древняя Масурла, оставаясь в русле индийской традиции, никаких перемен не замечала.

Отступив от дороги, бунгало благодушно отдыхали за стеной из цветущих кустарников и старых деревьев. Возле каждого кружила в ожидании распоряжений стайка смуглых слуг. Кто-то неспешно подметал веранду, кто-то подстригал зеленую изгородь. Название каждого дома можно было прочитать на воротном столбе: Вилла Муссон, Морнингсайд, Тамаринд-хаус.

Лето давно началось, но половина бунгало стояли пустыми. Лет двадцать назад все дома были бы заняты уже к маю, сейчас же здесь остались только чиновники, непосредственно связанные с передачей Индии индийцам, и большинство из них готовились отбыть после августа.