Санкт-Петербург
Шрифт:
— Ах ты! — начал он ругать казначея, но тут же заткнулся, вспомнив, что тот говорил именно о таком случае. Государству нужны было много денег и оно часто вводило новые налоги, которые нужно платить немедленно.
Глава 13
Они вели этот разговор на улице. Тогда, по большому счету ему просто было не охота снова заходить в контору, и он отговорился тем, что деньги он отдаст завтра. А завтра совсем было некогда.
Вот и оставил людей голодать и, похоже, никто
Молча протянул руку слуге. Сметливый, тот понял, что от него хотят. Положил на руку тяжелый кошель с мелочью.
Прилюдно объявил:
— Здесь хватит на двухмесячное жалованье, да дополнительную десятину всем пострадавшим. Остаток отдашь на машину, опять, наверное, им не хватает.
Дмитрий уже не говорил казначею о контроле и воровстве. Один раз тот был пойман, несильно бит в воспитательных целях и предупрежден, что второй раз он с ним говорить не будет — с треском выдвинет с должности. А поскольку тот тоже был из крепостных, то такое свое будущее представлял четко и очень черно. И потому старался зря нагло не воровать.
Взял саблю, на виду всех заменил старую, тоже острую, но хуже этой. И хотя она была красивей и представительней, только для клинка это не важно. Потому заменил без сожаления. В бою главное клинок!
В парадной зале дома князей Трубецких народу было много. Высокая фигура Петра среди такой массы не терялась, и громогласно что рассказывал. Впрочем, похохатывает, значит не сердит. А вот милую, незабвенную Дашу он не видел, хотя и чувствовал — здесь!
Пока царь был занят своим окружением, он бы с нею поговорил, всласть расцеловал. Сколько они уже не общались!
Но пока он ее не видел, хоть и пытался рассмотреть среди множества людей. Где же она, лукавая чертовка!
Он все пытался ее разглядеть среди разных гостей обоего пола, но никак не удавалось. Внезапно глаза ему закрыли теплые ладони, а до одури знакомый голос проворковал на ухо:
— Вот ты и попался, паршивый негодяй. Немедленно оправдывайся!
Дашка! — восторженно он почти прошептал.
Бережно отнял ее ладони со своего лица и, не постеснявшись, поцеловал ее среди людей. И поцеловал бы еще, но рядом раздался голос царя:
— Ах ты, камрад, совсем истосковался. Но вначале, извини, дело. А камрад? — и Петр крепко шлепнул его по спине.
Дмитрий повернулся к царю. Вернее, пытался повернуться, но Даша и не собиралась отпускать из объятия своих рук. Более того, она сцепила их замком и подогнула ноги. Тащи, потерявшийся муж!
Он и не собирался сопротивляться. Так они повернулись к Петру. Счастливые, влюбленные, улыбающиеся.
Царь, занятый строительством и обороной, только крякнул на чужое амурное счастье. Самому его с женитьбой не повезло, и он немного завидовал всем удачным семейным парам.
— Благословляю вас, — серьезно сказал он, — желаю всего лучшего: деток, семейного достатка, счастья.
— Спасибо! — радостно сказала Даша, — у нас уже есть сын Александр, но мы еще не откажемся. Да, дорогой!
Она была такой счастливой и красивой, что Петр перехватил ее у Дмитрия, обнял и расцеловал в обе щеки.
— Не сердись, — передал он Дашу обратно Дмитрию, — если до сего момента думал я, что здесь, прежде всего, меркантильные интересы Хилковых и твои тоже, то теперь вижу — семья ваша будет держаться на истинной любви мужа и жены.
Взгляд Петра стал гораздо колючей:
— С делов семейных перейдем к государственным. Удрал, значит, к красивой жене. Теперь понимаю, почему. А вот то, что меди не достал, могу только отругать.
Дмитрия уже начала надоедать ссылки на Дашу. Кто же так настропаляет Петра в его отсутствие?
Он посмотрел по сторонам и почувствовал жгучий взгляд Меньшикова. Ага, уже не стоит искать. Все же полез драться на место, ах ты!
Залихватски предложил:
— Да медь-то я привез. Хорошая. Давай, государь, на спор. Я предлагаю слиток меди, а ты человека. Если он занесет один сюда медь, значит, ругай меня, сколько хочешь и как хочешь.
Но если не сможет — больше не будешь меня так зло ругать. Обижусь.
Петр хмыкнул, что-то хотел сказать, махнул рукой:
— Александр, принесешь?
Меньшиков кивнул и буквально побежал на улицу. Такое счастье свалить выскочку князя Хилкова! Он ведь много не мог принести!
Петр еще поговорил с Дмитрием и Дашей минут десять, пока ему не надело. После этого он пробормотал то ли извинение, то ли ругательство в адрес одного лентяя, и вышел на улицу искать Меньшикова.
Даша осторожно обняла Дмитрия:
— Ты не боишься так разговаривать? — прошептала она на ухо, — государь за меньшее посылал на виселицу или на плаху.
Дмитрий улыбнулся:
Ну, во-первых, он понимает, что я ему не враг. И сейчас я спорю даже не с ним, а с этим дураком Меньшиковым. Вот ему и достается!
Во-вторых, я его предупредил, что по своему положению, я себя вешать не дам. Можно рубить голову или, в качестве паллиатива, расстреливать. Но не менее.
А, в-третьих, он и сам обрадуется, что проспорил.
— О-о-о! — удивилась она, — если бы батюшка так настаивал, он давно был бы извращенно казнен, а я в лучшем случае отправлена в Сибирь, в ссылку простой селянкой. Ведь Уложение 1649 года ясно говорит, что такое оскорбление правящей фамилии и как за него наказывают. М-м-м.
«Дашенька — девочка умная и начитанная, — констатировал попаданец, временами это льстит, временами — злит, поскольку приводит к такому процессу, как болтология. И тогда я поступаю радикально, как наш незабвенный монарх. Только предпочитаю не отрубать голову, ибо это событие одноразовое, а жарко целую».