Санта-Хрякус (пер. С.Увбарх под ред. А.Жикаренцева)
Шрифт:
– О нет… – В трактир влетел громадный ворон, и с его спины Смерть Крыс спрыгнул на стойку прямо перед Сьюзен.
– ПИСК ПИСК ИИСК! ИИСК! ПИСК ИСК ИСК «ХИСК-ХИСК-ХИСК». ПИ…
– Убирайся, – сказала Сьюзен холодно. – Мне совсем не интересно. Ты просто плод моего воображения.
Ворон опустился на край большой чаши, стоявшей за стойкой.
– Великолепно, – прокаркал он.
– ПИСК!
– Это что? – спросил ворон, счищая что-то с кончика клюва. – Лук? Какая гадость!
– Вы, оба, давайте, кыш! Валите отсюда! – откликнулась Сьюзен.
–
– Послушайте, я не… Что?
– Красный плащ, длинная борода…
– «ХИСК-ХИСК-ХИСК»!
– …Твердит «Хо-хо-хо», разъезжает в санях, запряженных четверкой кабанов, все такое…
– Кабанов? А где Бинки?
– Понятия не имею. Конечно, такое иногда случается, я говорил крысе, эти оккультные сущности, они ведь…
Сьюзен закрыла уши руками – скорее в качестве эффектного жеста, а не для того, чтобы не слышать дальнейшего.
– Я ничего не хочу знать! У меня нет дедушки! Да, да, это факт. Неоспоримый. Дедушки нет. Надо держаться фактов…
Смерть Крыс что-то долго пищал.
– Крыса говорит, ты должна его помнить. Он высокий, не слишком упитанный, носит косу…
– Пшел! И забери с собой эту крысу!
Она взмахнула рукой и, к своему стыду и ужасу, сбила маленький скелет в балахоне прямо в пепельницу.
– ПИСК?
Ворон подцепил скелетик клювом и собрался было взлететь, но тот вдруг выхватил свою крошечную косу.
– И-ИСК ИСК ПИСК!
– Он говорит, ты еще пожалеешь.
Ворон взмахнул крыльями и вылетел в ночь. Игорь, не говоря ни слова, закрыл окно.
– Они были ненастоящие, – поспешила заверить его Сьюзен. – Ну, то есть… ворон, скорее всего, был настоящим, но эта крыса… Не стоило ему с ней связываться.
– Потому что она ненастоящая, – понятливо кивнул Игорь.
– Вот именно! – с облегчением подтвердила Сьюзен. – Впрочем, ты, наверное, их и не видел.
– Ага, – откликнулся Игорь. – Ничего не видел.
– Сколько я должна? – спросила Сьюзен. Игорь долго считал пальцы.
– Доллар за напитки, – наконец сообщил он. – И пять пенсов за то, что ворон, которого здесь не было, поклевал пикули.
Это была ночь перед страшдеством.
В ванной аркканцлера Модо вытер руки тряпкой и с гордостью оглядел результаты своего труда. Белоснежный фаянс, медь и бронза, сверкающие в лучах лампы.
Его немного беспокоило то, что он не все успел проверить, но господин Чудакулли сказал, что проверит сам, когда будет пользоваться, а Модо никогда не спорил с начальством. На то оно и начальство, чтобы лучше знать. Подобное положение вполне устраивало Модо. Он не вмешивался в вопросы времени и пространства, а начальство, в свою очередь, не лезло с советами к нему в теплицы. Такие отношения он называл сотрудничеством.
Особенно тщательно он надраил полы. Господин Чудакулли настоял на этом.
– Грибной гномик, ну надо ж такое придумать! – фыркнул
Где-то далеко, неслышный для всех, раздался некий шум, за которым последовал звон серебряных бубенцов.
«Динь-динь-динь».
– Вот черт! – выругался кто-то, упав в сугроб. Не совсем подходящее выражение для самого начала жизни.
А в ночном небе сквозь пространство и время летели сани, даже не подозревая о только что зародившейся и рассерженно отряхивающейся от снега новой жизни.
– ЭТА БОРОДА МЕНЯ РАЗДРАЖАЕТ.
– А зачем тебе понадобилась борода? – раздался голос из-за мешков. – Ты же сам сколько раз говорил: люди видят только то, что хотят увидеть.
– НО НЕ ДЕТИ. ОНИ ЗАЧАСТУЮ ВИДЯТ ТО, ЧТО СУЩЕСТВУЕТ НА САМОМ ДЕЛЕ.
– По крайней мере, хозяин, борода создает настроение. Держит в роли, так сказать.
– НУ А СПУСКАТЬСЯ ПО ТРУБЕ? КАКОЙ В ЭТОМ СМЫСЛ? Я МОГ БЫ ПРОЙТИ СКВОЗЬ СТЕНУ.
– Проходить сквозь стены не совсем правильно, – возразил голос из-за мешков.
– МЕНЯ ВПОЛНЕ УСТРАИВАЕТ.
– А положено по трубе. И борода, кстати, тоже положена.
Из-за мешков высунулась голова, которая, казалось, принадлежала самому древнему и непривлекательному эльфу во всей вселенной. Не спасало даже то, что ее венчала причудливая зеленая шапочка с бубенчиком.
Древний эльф помахал скрюченной рукой, в которой была зажата толстая пачка писем, написанных, как правило, карандашом на цветных листках. А еще на листках изображались кролики и плюшевые медвежата.
– Вряд ли эти бедняжки стали бы писать письма тому, что проходит сквозь стены, – сказала голова. – Кроме того, не мешало бы еще поработать над «Хо-хо-хо».
– ХО. ХО. ХО.
– Нет-нет-нет! – воскликнул Альберт. – Не хочу ни на что намекать, хозяин, но в этом восклицании должно быть больше жизни. Смех должен быть заразительным. Это… это нужно произносить так, словно писаешь ты чистым бренди, а ходишь по-большому рождественским пудингом, прошу прощения за мой клатчский.
– ПРАВДА? НО ОТКУДА ТЫ ВСЕ ЗНАЕШЬ?
– Когда-то я был молодым, сэр. Каждый год как послушный мальчик вешал на камин свой чулок. Чтобы там оказались игрушки. Впрочем, тогда в нем появлялись лишь сосиски да кровяная колбаса, если очень повезет. Но еще в чулке я всегда находил леденцовую свинку. Ночь перед страшдеством считается неудачной, хозяин, если ты не нажрешься как свинья. Примета такая.
Смерть посмотрел на мешки. Это был странный, но очевидный факт: из мешков, в которых Санта-Хрякус переносил игрушки, всегда торчали плюшевый мишка, игрушечный солдатик в форме настолько яркой, что от нее рябило бы в глазах даже на дискотеке, барабан и красно-белый леденец – независимо от того, что бы там ни содержалось на самом деле. А действительное содержание оказывалось намного безвкуснее и стоило, как правило, пять долларов и девяносто девять пенсов.