Сапфировая королева
Шрифт:
Дианка смотрела на него, виляя хвостом. Наконец чихнула, подобрала что-то с земли и подошла к хозяину, неуклюже ступая короткими лапами.
– Ну, что ты там нашла? – мягко спросил следователь. – Палочку? Поиграть хочешь?
Но перед ним лежала вовсе не палка.
Очень осторожно он очистил принесенный собакой предмет от грязи и поднес его к глазам.
В следующее мгновение сердце следователя сделало кульбит и взмыло ввысь. В его руке сиял сапфировый водопад, и водопад этот складывался в восхитительное ожерелье. То самое ожерелье, которое было в парюре, подаренной
Глава 15
Ракета взлетела, лопнула с оглушительным грохотом и взорвалась дождем из зеленых звездочек. Вслед за ней взмыли еще несколько ракет, и на мгновение стало светло как днем.
– Малый фейерверк, – объяснил вице-губернатор Амалии Корф, которая стояла возле него на террасе. – А после ужина будет большой.
Молодая женщина рассеянно кивнула, и вид у нее был загадочно-утомленный, словно в своей жизни она видела множество фейерверков, и больших, и малых, и никакие пиротехнические фокусы ее больше не прельщали. Красовский предложил ей руку, и вслед за остальными гостями они вернулись обратно в зал.
– А говорят, что в городской казне нет денег, – наябедничал стоящему рядом мужчине Стремглавов, поглощая мороженое. Сегодня на очередном торжестве в честь высокой гостьи репортер вознаграждал себя за все лишения, которые ему пришлось претерпеть вчера.
– И что? – хмуро осведомился сосед. Он мороженого не поглощал, держался довольно нелюдимо и, как заметил Стремглавов, весь вечер не отрывал глаз от одной особы.
– Странно, маэстро, – объяснил репортер, проглотив еще ложку, – что денег нет на насущные нужды, а на баловство вроде фейерверков есть.
Маэстро Бертуччи, коим являлся сосед Стремглавова, равнодушно пожал плечами, словно деньги были столь несущественной мелочью, что и говорить о них в хорошем обществе не стоило. Но тем не менее сказал:
– Однако, согласитесь, было бы еще более странно, если бы столь высокой гостье не выказали уважения, которое она заслуживает. Я полагаю…
Тут к ним подошла молодая дама в сопровождении своих подруг, и все они желали знать, почему маэстро сегодня не танцует. Маэстро довольно туманно сослался на свои профессиональные обязанности, которые мешают ему танцевать, и дамы удалились, весьма разочарованные.
«Знаем мы твои обязанности, – помыслил репортер, как только маэстро отошел, стараясь держаться поближе к Амалии и ее спутнику. – Лошадь, что ли, убежала? А вот и нет! Просто наш записной сердцеед маэстро Бертуччи пронзен насквозь стрелой Амура. Честное слово, он так поедает глазами петербургскую даму, что, будь она мороженым, – тут Стремглавов скосил глаза на опустевшую вазочку в своей руке, – от нее бы ничего не осталось. Впрочем, если верно то, что я слышал о столичной особе, у нашего маэстро нет никаких шансов. Это здесь Бертуччи может изображать из себя невесть какую величину, а для баронессы Корф он никто и звать его никак».
В главном зале губернаторского особняка меж тем завертелась кадриль. Одновременно в голове у Стремглавова завертелась мысль, нельзя ли перехватить еще чего-нибудь съестного, а также и горячительного. Молодой человек стал пробираться вдоль стены к выходу, косясь на лакеев, которые разносили подносы с шампанским, но те с достойным порицания упорством игнорировали репортера. Пытаясь привлечь их внимание, Стремглавов и сам не заметил, как наступил своей ножищей гренадерских размеров на ножку в розовой атласной туфельке. Обладательница ножки зашипела, как кипящий самовар, и взмахнула локтем. Локоть пришел в контакт с боком репортера и заставил Стремглавова согнуться надвое – не столько от боли, сколько от неожиданности.
– Медведь! – прошипела Дашенька, делая большие глаза.
– А вы не нахальничайте, мадемуазель! – сердито проговорил репортер, потирая ушибленный бок. – Что вы тут делаете, Дашенька?
– Госпожа разрешила мне прийти с ней, – объяснила горничная. – И потом, бал, мало ли что хозяйке может понадобиться.
Стремглавов поглядел на Амалию Корф, которая была сегодня в голубом платье, на старичка губернатора, который пытался делать вид, что танцует с ней, причем макушкой едва доставал ей до плеча, заметил в углу черные глаза Бертуччи, горящие досадой, и ухмыльнулся.
– Знаете, Дашенька, – фамильярно сказал репортер горничной, – когда вы так стоите в толпе у стены, вас можно даже принять за барышню.
Дашенька потупилась.
– А я, может статься, лучше любой барышни буду, – объявила она и хихикнула.
– В самом деле? – изумился Стремглавов.
– А что? – беззаботно спросила горничная. – Разве что туфли немножко сношенные, потому как не мои, а от госпожи достались. Ну и платье… не из шелка, прямо скажем. – Девушка вздохнула. – А вот если бы мне ее платье…
– Ну да, и платье, и туфли, и даже украшения, – кивнул репортер. – И все равно, ты только не обижайся, – вдруг перешел он на свойский тон, – тебя бы никто не принял за госпожу.
– Это почему же? – обидчиво спросила Дашенька и губу выпятила точь-в-точь как Валевский, когда тому что-то было не по нраву.
– Потому, – загадочно молвил Стремглавов. – Манер у тебя не хватает, лоска, понимаешь? И разговариваешь ты, как прислуга, и держишься, как прислуга. Хотя и милая девушка, не спорю. – И в подтверждение своих слов он изготовился приобнять Дашеньку за талию, но горничная отвела его руку.
– Что еще такое? – шепнула Дашенька. – Обниматься, так уж и быть, после свадьбы будем. А до свадьбы – ни-ни!
– Милая, – устало вздохнул репортер, – когда это я предлагал тебе свадьбу, а?
– Ну, не предлагал, так я предлагаю, – не моргнув глазом, объявила Дашенька. – От вас, мужчин, ждать предложения – проще дождаться, когда рак на горе свистнет.
И она ласково улыбнулась совершенно опешившему собеседнику.
– Я и Амалии Константиновне уже все сказала, – продолжала плутовка. – Она мой выбор одобрила. Правда, ей местные донесли, что вы иногда заложить за галстух любите, ну так я вас быстро отучу!