Сарабанда сломленной души
Шрифт:
***
Рен был счастлив – он победил, превзойдя своих ближайших соперников – норвежца и словака – на полминуты. Это была хорошая, непредсказуемая гонка, которая, однако же, завершилась вполне традиционно – выиграл француз.
Стоя в толпе, разглядывая объект своего обожания, Кира уже тогда ощутила, что от Бошана словно исходят какие-то напряженные волны: то взгляд, то движение плечом, то колкое замечание.
Еще с прошлого года стало понятно, что Кира неровно дышит к этому французу. Каждый раз, когда тот проходил мимо, она старалась поймать его взгляд; каждый день выискивала различные
Но все ее старания были напрасны. Было непреодолимое препятствие между мечтой и реальностью.
Надо было быть настоящей дурой, чтобы не заметить отношение Бошана к французской лыжнице, Жаннет Беатрикс. Слишком очевидным был этот факт – то, как они смотрели друг на друга, как общались, их мимолетные прикосновения. Было заметно, что в этой связи Рен безумно любил, Жаннет лишь позволяла себя любить. Извечная проблема, из-за которой и разбиваются жизни.
Беатрикс, видимо, не принимала всерьез отношение Ренарда к ней, словно издеваясь над французом, постоянно задевая его за живое, стараясь сделать побольнее. Было ли это странной игрой или полным равнодушием? Теперь уже не ответить на этот вопрос.
Когда началась эта эпопея между Реном и Кирой? Примерно тогда же, когда россиянка впервые стала свидетелем ссоры этой парочки.
– Ну и катись к черту! – зло процедил Бошан, вылетая из бара, где спортсмены «зависали» после гонки. На крыльце он остановился, обхватив дрожащими пальцами перила и стараясь взять себя в руки. В темных глазах плескались обида и ревность. В который уже раз эта мерзавка изменяет ему? В пятый? Десятый? Он сбился со счета.
– Хей! Ты в порядке? – Кира появилась неожиданно, заставив француза вздрогнуть и посмотреть на крыльцо, по которому поднималась россиянка, удивленно глядя на него. – Ты чего тут стоишь?
– Я же нравлюсь тебе, да? – без лишних предисловий задал вопрос в лоб Бошан.
– Чего? – это было слишком неожиданно, чтобы сразу ответить. – Что с тобой, Ренард?
– Ответь на вопрос! – грубо отчеканил француз, не сводя с нее пристального взгляда. – Я заметил и уже давно, что ты постоянно ошиваешься вокруг меня, садишься рядом, смотришь. Это слишком очевидно, так что отрицать нет смысла, но я хочу услышать это от тебя.
– Почему ты вдруг заговорил об этом? – в горле вмиг пересохло и стало трудно говорить. Стало совсем не по себе. Может, из-за лихорадочного блеска глаз француза, а может, из-за нервного передергивания плечами.
– Идем со мной! – холодные пальцы сомкнулись на запястье Киры, заставляя ее покорно следовать за мужчиной.
– Куда мы? – оглядывалась россиянка, хотя и так уже знала.
– Ко мне.
Вот и все. Именно тогда и началось все это лечение «клин клином». Кира не думала, что подобное поведение француза помогло бы Рену наладить отношения с Беатрикс, но на тот момент ее это особо и не интересовало. Самое главное – Рен был с ней, а по какой причине – уже неважно.
Стоило только Бошану узнать об очередной измене или просто поругаться со своей подружкой – он бежал к Кире, занимался с ней сексом и уходил. И такое повторялось почти каждый день, вернее – ночь.
Но с каждым днем, с каждой неделей Кира все сильнее понимала, что ей тяжело принимать Ренарда, что было невыносимо больно от безответной любви. Секс ничего не решал, а только усугублял. Но как только решение прекратить такие отношения было готово сорваться с губ, Бошан вновь приходил, и опять все повторялось. Словно проклятый замкнутый круг, вырваться из которого не хватало смелости. В очередной раз, когда заветные слова уже витали в воздухе, когда до момента их последнего разговора оставалось всего несколько часов, произошло непредвиденное, полностью сломавшее француза и заставившее молчать россиянку.
Кира слишком хорошо помнила тот день, когда пара «официально» распалась.
После гонки, когда были пройдены все формальности – награждение, репортеры, интервью. Сборные расселили по небольшим двухэтажным домикам, стоящим рядом друг с другом. Французы и норвежцы оказались соседями, а российскую сборную поселили немного подальше, через дом чехов. Беатрикс приехала накануне, чтобы "поддержать" своего парня, но позже выяснилось, что причина была в другом.
В тот вечер Кира прогуливалась с Женькой и Аленой, болтая о предстоящих стартах и о том, кто и куда поедет на Рождество. Они заметили парочку, только когда почти поравнялись с ними – Рен и его девушка о чем-то спорили.
– Чего это они? – взволнованно спросила Кира, разглядывая пару. Судя по всему, это была не простая ссора – и парень и девушка бешено размахивали руками, чуть ли не крича в голос.
– Да все уже об этом знают, – удивленно протянул Женя и кивнул на собеседницу Бошана, – эта снова провела ночь с одним из своих фанатов.
– Вот только, – задумчиво сказала Алена, – мне кажется, что на этот раз ссора будет последней.
Между тем, обстановка между спорящими все больше накалялась. В какой-то момент Беатрикс просто встряхнула Рена, – высокого, мускулистого мужчину – как тряпичную куклу, и прошипела, придвинув лицо вплотную:
– Приди в себя! Я ничем тебе не обязана и ничего никогда не обещала. Не доставай меня больше со своей любовью. Мне она жить мешает уже.
И, круто развернувшись, ушла, а Ренард остался стоять, как вкопанный.
Значит, теперь он будет свободен? Где-то в груди шевельнулось совсем уж дурацкое и такое неподходящее чувство радости. Кира понимала, что нельзя испытывать счастье от того, что эти двое расстанутся, но ничего не могла с собой поделать. Ей этого хотелось. Очень хотелось. Ведь тогда Рен будет свободен. Он будет только ее. Целиком и полностью.
Уже ночью, лежа в одной кровати с французом, она поняла, как сильно ошиблась. И дело было даже не в том, что с губ любовника постоянно срывалось имя бывшей девушки, хоть и становилось невероятно больно из-за этого. Просто ничего не изменилось. Прикосновения были по-прежнему холодные, грубые, жесткие, может, даже еще более безрассудные, чем были до этого. Создавалось впечатление, что Бошан с ее помощью просто хотел забыться, уйти от реальности таким странным способом.
– Ты же не уйдешь?