Саркофаг
Шрифт:
– Это плохо, - Влад кивнул в сторону стелящегося вниз по реке дымного облака.
– По воде запах дыма разносится на многие километры. Томиноферы по нему нас вмиг вычислят! Нужно уходить отсюда как можно скорее.
Неожиданно за спиной у них раздался низкий стон, в котором угадывалось нечеловеческое страдание. В воздухе явственно запахло горелым мясом. Это Хулио прижигал французу укус.
– Ну вот, потерял сознание!
– недовольно проворчал коротышка, бинтуя сожженное место на руке Огюста.
– Придется тащить его на себе. Самое обидное, что все это бестолку, я же предупреждал!
– Заткнись, нравственный
– прикрикнул на него Сенсей.
– Если в следующий раз, какая-нибудь ядовитая тварь цапнет тебя, я сразу начну тебя закапывать, не дожидаясь, когда ты окочуришься!
Движение отряда существенно замедлилось из-за Огюста, которого попеременно несли на наспех сделанных их жердей носилках. Состояние его ухудшалось буквально на глазах. Место укуса распухло и почернело. Кисть и предплечье, по мере распространения яда, стали синюшного оттенка и вздулись до пугающих размеров. Малейшее прикосновение к ним вызывало сильнейшую боль. Джунгли время от времени оглашались тоскливым стоном Огюста, когда его носилки подпрыгивали на очередной кочке. Если бы томиноферы находились где-нибудь неподалеку, они непременно обнаружили бы отряд.
Ближе к ночи, когда стали готовиться к ночлегу, опухоль у Огюста перешла на плечо и уже стала подбираться к шее. Все понимали, что от шеи совсем недалеко до головы. Даже такому заправскому оптимисту, как Сенсей стало понятно, что француз не жилец и его уход, всего лишь вопрос времени.
Надо отдать должное Хулио, он благоразумно молчал и даже оставил свои дурацкие комментарии относительно целесообразности спасения заведомо обреченного Огюста. Более того, он потратил уйму времени на то чтобы отыскать в густых зарослях какую-то хитрую травку листья которой, разжевав, наложил на рану француза. По его словам, таким образом, местные индейцы пытались лечить укусы 'портного сатаны'.
На вопрос много ли народу исцелилось при помощи этого нехитрого снадобья, он уклончиво пожал плечами. Неизвестно, то ли больной настолько умаялся, что уже был не в состоянии стонать, то ли подействовал индейский рецепт, но Огюст уснул. Хотя быть может, он просто провалился в тяжелое забытье, вызванное страшным токсином продолжающим отравлять его организм.
Тем не менее, его сон был воспринят остальными, как добрый знак и встречено с большим оптимизмом. Сенсей даже взял на себя смелость во всеуслышание заявить, что наступил переломный момент, и француз теперь пойдет на поправку. Однако Хулио и Константин явно не разделяли его дилетантскую точку зрения. Они лишь обменялись понимающими взглядами, но сочли за лучшее промолчать.
Наутро Огюста не стало. Видимо он умер сразу же за наступлением полуночи, потому что его тело успело остыть и задубеть. Страшная одутловатая синюшность уже охватила одну половину его лица. Можно было не сомневаться, что и внутри черепной коробки, яд ужасного паука сделал свое черное дело.
Огюста похоронили в глубокой могиле, навалив сверху кучу камней, чтобы зверье не добралось до тела. Хотя, по словам Хулио, ни один даже самый голодный зверь никогда не прикоснется к падали пропитанной ядом страшного паука.
После этого скорость продвижения отряда существенно возросла и уже через два дня они достигли передового поста лагеря повстанцев. Как Стилет и обещал, лагерь был срочно перенесен далеко в джунгли, к самому предгорью высокого скалистого хребта. Встречать вернувшихся высыпали все обитатели
Сенсей и Влад глазами жадно искали Ольгу но не находили, до тех самых пор пока она неожиданно не оказалась прямо перед ними. За время их отсутствия она превратилась в самую настоящую латиноамериканку. Светлые волосы были собраны под яркой цветастой косынкой, как и у всех замужних женщин. На ее ладной фигуре прекрасно сидела широкая юбка. Жакет в талию, с глубоким вырезом, выгодно подчеркивая ее прелести, которые просились наружу.
Повиснув на шее у Сенсея, Ольга неожиданно разрыдалась. Тот обнял ее и принялся успокаивать, спрашивая при этом, кто посмел ее обидеть? Но лучше бы ему этого было не вовсе не говорить, потому что Ольга, оторвавшись от него, ловко по-кошачьи влепила ему звонкую пощечину.
– Ты меня обидел и этот урод тоже! Вы должны были взять меня с собой, а не оставлять здесь сходить с ума от безвестности!
После этого Влад получил свою порцию оплеух.
Но как бы, то, ни было, мир был, наконец восстановлен. Ольга больше не сердилась на друзей, или делала вид, что не сердится. Правда для этого им пришлось поклясться, что больше они никогда не оставят ее одну, ни при каких обстоятельствах.
– 22-
Южноамериканский континент,
джунгли,
отряд повстанцев,
2028 год.
Константин остро переживал потерю своего французского друга. За время плена он сдружился с Огюстом. Несмотря на то, что воспоминания об их деятельности в Дахау приятными назвать было никак нельзя, тем не менее, он остро чувствовал отсутствие товарища.
Огюст был для него родственной душой, таким же изгоем, как и он сам. И еще неизвестно, как сложились бы их судьбы, если бы они ухитрились выжить, там в сорок пятом году, после разгрома фашистской Германии. Скорее всего, их судили бы, как пособников военных преступников, проводивших бесчеловечные опыты над заключенными концентрационного лагеря. Так что пуля или веревка им были бы обеспечены. Судьба распорядилась так, что Огюсту достался смертельный укус южноамериканского паука, повлекший за собой долгую мучительную смерть.
Константин воспринимал это философски, как своего рода справедливое воздаяние за все то, что вольно или невольно творил в лагере француз. О том, какую плату придется заплатить лично ему, он старался не думать. Слишком высока могла оказаться цена за его верную службу изуверу в медицинском халате Артуру Нойберту.
Рассказ Константина о созданной Огюстом в немецком плену 'пиле времени' был воспринят основной массой слушателей с недоверием. Лишь те, кто сам соприкоснулся с путешествиями во времени, отнеслись к его рассказу серьезно. Во всяком случае, у Сенсея и Ольги сомнений в его правдивости не возникало. Они просто восприняли эти сведения как данность, не требующую никаких подтверждений.
Зато в лице Хулио, Константин обрел благодарного слушателя, который мог часами выспрашивать у него подробности их злоключений с Огюстом в лагере и во временном пространстве. Мало-помалу Константин сдружился с коротышкой и вскоре они стали закадычными друзьями. Они могли просиживать ночи напролет, выискивая малейшую возможность нанести томиноферам хоть какой-то урон. Командир повстанческого отряда, Пабло с изрядной долей иронии смотрел на их ночные посиделки и умственные потуги, не поощряя, но и не препятствуя их.