Сашенька
Шрифт:
Самуил и Ариадна Цейтлины ожидали своей очереди, пока «рено» французского посольства покидали посол с супругой.
Измайловские гвардейцы в красивых зеленых мундирах, жандармы в киверах и казаки в кожаных штанах и бурках, размахивая толстыми хлыстами, разбили лагеря на площадях и охраняли перекрестки.
В воздухе пахло конским потом и навозом; слышался цокот тысяч копыт по мостовой, грохот повозок с гаубицами, щелчки ружейных прикладов, бряцание конской упряжи.
Звуки вальса и смех неслись вниз по мраморным ступеням дворца. Поднявшись по лестнице, Цейтлины раскланялись с послом и его супругой, и все было согласились,
— Как вы, любезный барон? Вам уже лучше, баронесса? — поклонился посол Франции. Он бегло говорил по-русски. Намного лучше, благодарю. Вы слышали? — спросила Ариадна. — Фейерверк!
— Боюсь, это выстрелы, баронесса, — ответил посол в безукоризненном черном пальто, цилиндре и белом галстуке. — Сотни тысяч рабочих-металлистов идут с Петроградской и Выборгской стороны, от Нарвской заставы.
Ариадна вздрогнула.
— Я замерзла.
— Пойдемте внутрь, — предложила француженка, беря Ариадну за руку. Жена посла и Ариадна, обе в длинных шубах: одна в горностаевой, другая в котиковой, — вошли внутрь, сбросили свои меха на руки прислуге. Ариадна, бледная, в сверкающем розовато-лиловом парчовом платье, расшитом бриллиантами, с небольшим декольте и низким вырезом на спине, напоминала ангела, вышедшего из ручья. Она обнялась с самой богатой парой в Литве — князем и княгиней Радзивиллами.
— Мне приятно, Ариадна, что в такую ночь вы все же пришли, и вы тоже, мадам Палеолог. Мы думали, не отменить ли торжества, но милейший великий князь Василий категорически запретил. Он сказал, что это наш долг, да, наш долг. Мы говорили с генералом Кабаловым, и он уверял…
Еще выстрелы. Цейтлин с послом остановились на ступеньках лестницы, вглядываясь в ночь.
На медленно едущих лимузинах и санях все прибывали и прибывали гости.
У женщин в ушах сверкали похожие на капли росы бриллианты и изумруды, а сами дамы в лоснящихся шубах напоминали животных. Несмотря на морозный воздух, от запаха духов было не продохнуть.
Цейтлин закурил сигару и угостил посла.
Они оба молчали. Посол знал, как взлетели цены, знал предупреждение тайной полиции о надвигающихся беспорядках, и был удивлен, увидев сегодня министров и великих князей за игрой в карты.
Цейтлин погрузился в собственные мысли. Он уже пережил забастовки, демонстрации, погромы, две войны, революцию 1905 года, становясь каждый раз богаче и сильнее. Дома вновь царит спокойствие; нехарактерная для него вспышка безумия и сомнения прошла.
Прописанные доктором Гемпом уколы опия поставили Ариадну на ноги; про развод забыли; Сашеньку записали к профессору Раеву; Лала выглядит спокойной, со всем согласной. Тревожил лишь Гидеон.
Где там этот бездельник, во что еще он вляпался?
31
Гидеон Цейтлин направлялся домой в большом прогулочном авто «Руссо-Балт», за рулем которого сидел дворецкий Леонид. В кармане у Гидеона было двести рублей.
Казаки и гвардейцы поставили караулы у Литейного моста, охраняя подступы к Главному штабу, военному министерству и Зимнему дворцу. Но когда Гидеон пересекал Невский, какие-то рабочие забросали его машину камнями.
— Грязные спекулянты! — кричали
Камни посыпались на крышу автомобиля, но Гидеон, всегда немного на взводе, даже когда не пил, совсем не испугался.
— Я? Уж кто-кто, только не я! Дурачье, вам нужен мой братец! — проворчал он, ударяя себя по коленке. — Поехали, Леонид! Это же не наша машина! Ха-ха!
Дворецкому, который и в хорошие времена был весьма нервным водителем, сейчас стало и вовсе не до смеха.
Они остановились у десятого номера по Рождественской, узкой улочке, застроенной новыми большими домами. Гидеон выпрыгнул из машины, поплотнее запахивая шубу с бобровым воротником.
— Тогда я поехал? — уточнил Леонид.
— Ладно, — ответил Гидеон, пообещавший своей жене, детям и брату Самуилу больше времени проводить дома. Но сейчас он не сдержался: — Хотя лучше бы ты подождал меня.
— Извините, господин Цейтлин, я не могу долго здесь оставаться, — ответил дворецкий. — Барон сказал: «Отвезешь его домой — и возвращайся», а я ведь служу у барона. Кроме того, рабочие могут забросать машину камнями, а это прекрасный автомобиль, господин Цейтлин, многим лучше «делоне»
или…
— Покойной ночи, Леонид, счастливого пути!
Ободряюще кивнув привратнику (и подумав про себя:
«Ты работаешь на охранку, ничтожество!»), Гидеон прошел по отделанному мрамором коридору, открыл дверь лифта (каковой являл собою произведение ардеко из полированной бронзы и стали), нажал кнопку шестого этажа. От выпитого коньяка и шампанского у Гидеона в жилах бурлила кровь, в животе горело и кружилась голова. Его жена Вера, мать двоих его дочерей, опять была беременна, а он потратил все жалкие заработанные гроши на ужин в «Константе» и просадил остальное в рулетку. Какая трагедия: родиться богатым, а вырасти бедным! — засмеялся он про себя.
О, снова его выручил брат: открыл свою красивую тиковую шкатулку и вручил две хрустящих императорских банкноты. Но на этот раз барон заверил, что больше денег не даст.
— О, вот и он! — сказала Вера, стоявшая у плиты в потрепанном халате и домашних тапочках.
— Какая радушная встреча для блудного транжиры, — заметил Гидеон, целуя ее в болезненного цвета щеку. — Неужто и вправду это ты меня так встречаешь?
Гидеона, несмотря на его ужасное поведение, всегда поражало отношение к нему окружающих. Он положил огромную волосатую руку жене на живот.
— Как дела, главнокомандующий?
Вера смягчилась.
— Рада видеть тебя, дорогой.
— А я тебя! И тебя!
Потом ее усталое лицо посуровело.
— Будешь с нами ужинать? Надолго ваша милость снизошла к нам? А, Гидеон?
— Я пришел к тебе и детям, — ответил Гидеон так радостно, что любой, кто не знал его хорошо, подумал бы, что он лучший в Питере муж и отец. Дома никто не помог ему снять пальто и галоши. В квартире царил беспорядок, пахло подсолнечным маслом и капустой, как в простой крестьянской избе. Как и большинство неорганизованных людей, которые никогда ничего не кладут на место, Гидеон ненавидел беспорядок — он с яростью посмотрел на немытые тарелки, неубранные постели с желтыми простынями, на гору обуви, следы на ковре, крошки на кухонном столе. Это была хорошенькая квартирка, выкрашенная в белый цвет, с простой мебелью из финской березы, лишь на стенах не были развешаны картины.