Сашенька
Шрифт:
— Это розы пахнут? Вы выращиваете розы. И жасмин. Я люблю розы. — Потом, тяжело ступая в окружении важных грузин и юношей в белых костюмах, он направился к ожидающим автомобилям.
Игнатишвили распахнул для него дверцу.
Ваня, взобравшись в одну из машин, помахал жене на прощание, воодушевившись, что его впервые взяли в свиту генсека.
— Я скоро вернусь, дорогая! — выкрикнул он.
Берия поцеловал ее в губы своими мясистыми, налитыми кровью губами.
— Вы ему нравитесь, — произнес Берия с сильным мингрельским акцентом. — Прекрасный
Последним ушел Сатинов, оглядевшись вокруг, чтобы удостовериться, что начальство расселось по машинам.
Хлопнули двери, взвизгнули тормоза, облака выхлопных газов и пыли поднялись над залитым лунным светом садом, взревели двигатели «бьюиков» и ЗИСов, водители ударили по газам, машины пошли юзом.
— Ух, Сашенька! — вздохнул он. — Да здравствует подушконизм! Поцелуй девочку за меня, маленькую волшебницу!
Сашенька устало поцеловала Сатинова на прощанье. Потом он запрыгнул в последнюю машину и унесся прочь.
Молодые люди в белых костюмах куда-то исчезли.
Оставшись одна на веранде, Сашенька посмотрела на небо. Начинало светать. Неужели ей все это приснилось? Сашенька пошла в дом, заглянула в детскую.
Карло спал без задних ног, но он сбросил с себя пижаму и лежал совсем голенький в ногах кровати.
На его теле еще остался младенческий пушок, и он прижимал к себе плюшевого кролика. Сашенька покачала головой и поцеловала его атласный лобик.
Снегурочка спала как ангелочек в розовой спальне, ее руки разметались по подушке, которая лежала у нее под головой. Ее благословленная подушка-думка покоилась у нее на голой груди.
Сашенька улыбнулась. Даже товарищу Сталину понравилась Подушка. Какая странная ночь!
8
Сталин сидел на среднем сиденье — между передним и задним — нового ЗИСа. На заднем расположились Берия с Игнатишвили, рядом с водителем — начальник охраны Власик. Остальные в других машинах.
— Товарищ Сальков, в Кремль, пожалуйста, — велел Сталин.
Он знал имена, социальное происхождение и семейное положение всех своих телохранителей и водителей, всегда был вежлив с ними. Они отвечали ему собачьей преданностью. — Поедем по Арбату.
— Слушаюсь, товарищ Сталин, — ответил водитель.
Сталин закурил трубку.
Они промчались по проспекту, вдоль берез и елей, выехали на Можайское шоссе, свернули на Дорогомилово.
— Сашенька — хорошая советская женщина, — спустя какое-то время сказал он Берии. — Как думаешь, Лаврентий? И Палицын хороший работник.
— Согласен, — ответил Берия.
Машины сопровождения уже были на Бородинском мосту — каменные возвышения, колоннады и обелиски, — подъезжали к Смоленской площади.
— Эта Сашенька хорошо танцует, — задумчиво заметил Игнатишвили, который не был политиком, жил лишь спортом, едой, лошадьми и девушками.
— И к тому же хороший редактор, — пошутил Сталин, — хотя ее журнал трудно назвать серьезным изданием. Но очень важно знать, как вести хозяйство. Советской
Они неслись по Арбату.
— Но какая семья! Она до сих пор не избавилась от своего буржуазного происхождения — ты знал, что она училась в Смольном? Однако не стала докучать нам лекциями, как жена Молотова. Ведет хозяйство, печет пироги, растит детей, работает на благо партии. Она «перековала» себя в достойную советскую женщину.
— Согласен, товарищ Сталин, — подтвердил Берия.
— Я уже в десятый раз буду смотреть фильм «Волга-Волга», — сказал Сталин. — Но каждый раз это для меня как праздник! Я знаю его наизусть!
— Я тоже, — ответил Берия.
По широким пустым проспектам они подъезжали к Кремлю в окружении автомобилей охраны. Впереди замаячили кроваво-красные башни древней крепости, ворота медленно распахнулись, готовясь их проглотить.
Светофор горел зеленым. Караул отдал честь. Шины взвизгнули на брусчатке мостовой.
— Сквозь эти ворота входил сам Иван Грозный, — тихо проговорил Сталин. Он жил в Кремле уже более двадцати лет — дольше, чем в родительском доме, дольше, чем в семинарии.
Сталин посмотрел на Берию, сидевшего с закрытыми глазами.
— Скажи, Лаврентий, — громко проговорил он, указывая своей трубкой, и Берия, вздрогнув, проснулся. — Где Сашенькин отец, капиталист Цейтлин? Я помню, мы его «отрабатывали». Он все еще в тюрьме или его расстреляли? Можешь выяснить?
9
— Мне понравилась статья «Как танцевать фокстрот», — призналась Сашенька, занимая свое рабочее место.
Прошло два дня, она сидела в своем кабинете на Петровке, в редакции «Советской женщины». Тут на стенах висели портреты Сталина, Пушкина, Максима Горького; на столе стояли фотографии Вани в форме во время последнего первомайского парада, снимки Снегурочки и Карло, серый телефонный аппарат и очень маленький серый сейф, в самом углу стола. Размер сейфа, количество телефонов и качество портрета Сталина — признаки власти. Это не был кабинет большого начальника.
— Мы должны развлекать наших читательниц, товарищ редактор, — сказала Клавдия Климова, ее пучеглазая заместительница, которая одевалась в отвратительные саваны Мосшвейпрома. — Но разве не должен журнал считаться с классовым происхождением фокстрота?
Сашенька была мастерицей играть в подобные игры: она сама была глубоко идейной и серьезно относилась к задачам, поставленным перед журналом.
Может, у Сашеньки и не прошло головокружение от Первомая, но правила она знала твердо: никогда не обсуждай руководство, а тем паче самого генсека. Тем не менее она надеялась, что слухи о ее приеме просочатся в редакцию. Она хотела, чтоб Клавдия и три редактора отделов узнали, кто приезжал к Палицыным на дачу! В конце концов, товарищ Сталин одобрил журнал и ее работу — почему бы не рассказать все коллегам? Несколько раз у нее чуть не сорвалось с языка, но она прикусила его… «Вернемся к фокстроту и джазу».