Сашка

Зюкин Владимир

– Гостей встречайте! – махнула рукой Агафья Кирилловна. – Прилетели милые голубки, – нежным голосом сказала она, стряхивая снег с обоих.

– Баба! – отчаянно вскрикнул Вовка.

– Чего кричишь?

– Подарки оставили…– плачевным голосом проговорил он.

– И бог с ними, оставили, значит, говорить поздно.

Подбежал Сашка:

– Не бог с ними, вот они, оба! – заявил он и вытащил из-за пазухи кульки.

Бабка высыпала конфеты из одного кулька в тарелку, а Сашке прошептала:

– Зови всех – чай будем пить, Новый год

встретим… – сказала она и вытерла слёзы.

Шумно стало в доме Рязанцевых, радость жизни вернулась к старикам. Повеселела Агафья Кирилловна, а Семён реже кричал на неё, Анна же спешила с завода домой, чтоб побаловаться с малышами.

35

Совместный труд помог сближению Василия Рязанцева с Зоей Дмитриевной. Живя в общежитии, он часто посещал Одинцовых. Родители Зои его тепло встречали, поили чаем, расспрашивали о военных днях, о ранениях, которые беспокоили его.

Как-то он не пришёл на службу, а вечером – на занятия. Зоя Дмитриевна отправилась к нему, в общежитие. Ей сказали, что он в больнице – открылась рана.

Она вошла в палату и присела на край его кровати. Свежий, розовощёкий! Кто бы подумал, что у него критическое состояние.

– Как, Вася, дела? Что с тобой?

– Ничего, скоро на работу.

– Как скоро?

– На днях, а может, раньше, – пошутил Василий.

Около месяца пролежал он в больнице. Зоя Дмитриевна навещала его. Придя, она садилась на край его постели, и молодые люди подолгу разговаривали или молчаливо глядели друг на друга. Василий ждал её посещений и волновался, если она опаздывала.

Как-то выдалась хмурая погода, в окна больницы накатывалась тень. Затаив дыхание, Василий прислушивался к шагам в коридоре. «Вчера в это время она была здесь» – мучила его мысль. Он давно понял, что любит эту милую женщину и жить без неё уже не сможет. «Сегодня предложу ей выйти за меня замуж» – решил он, при этом в груди он почувствовал волнение.

Но она не пришла сегодня. Не приходила и в последующие дни. Что только не передумал он. Врач на утреннем обходе задержался у его постели; покачал головой и насупился, всмотревшись в выражение его лица.

– Возьмите себя в руки, товарищ, что с вами? Так никогда мы вас не поднимем, – строго сказал.

К вечеру Василию стало совсем плохо. Поднялась температура. Медсестра постоянно клала на лоб его резиновую грелку со льдом.

В больницу вошла Зоя Одинцова. Её тут знали, поэтому без вопросов выдали халат и сандалии. Она быстро поднялась на второй этаж. Её встретила медсестра. На вопрос: «как мой больной», сказала:

– Вы кстати, ему стало хуже, кризис, видимо.

Зоя Дмитриевна, страшно расстроенная известием, поспешила в его палату. Рязанцев лежал, раскинувшись, на шее его блестели капли пота. Она села рядом и поправила съехавшую со лба его грелку. Василий открыл глаза.

– Пожалуйста, пить подайте…– с трудом произнёс.

Зоя Дмитриевна поднесла стакан воды к губам его. До

утра просидела она в палате. Он порой приходил в себя, но сразу же терял сознание. В короткие минуты просветления он упрашивал её отправляться домой, говорил, что ему хорошо, гладил руку ей. И снова начинал бредить. Она в этом бреду услышала многое и про себя – и то, как он её любит, и как бы хотел жениться на ней, только вряд ли согласиться она пойти замуж за моряка ещё раз. Он ловил её пальцы, а когда находил, то прижимал их к груди. Она сидела, не двигаясь, боясь неловким движением причинить ему боль. Только под утро, когда солнце осветило комнату, он уснул, и дыхание его стало ровным. В палату вошла медсестра; увидев клевавшую носом сидельцу, улыбнулась и сказала:

– Девушка, пробуждайтесь!

Зоя Дмитриевна встала и посмотрела сонно на неё, не понимая, в чём дело.

– Доброе утро! – поприветствовала её медсестра и добавила: – пусть поспит, ему это нужно, а вам ни к чему себя мучить.

Они прошлись по коридору, спустились к гардеробу, переговариваясь.

– Я ему скажу, когда он проснётся, что вы просидели рядом с ним всю ночь, – хитро улыбаясь, сказала медсестра. – Только на брата, как вы сказали, он не похож.

– Вы правы, он не брат, он жених, – смущённо ответила Зоя Дмитриевна.

– Ну, это больше, чем брат! – воскликнула шутливо медсестра.

Зоя Дмитриевна отправилась на работу. Она шла, дыша ароматом свежего утреннего воздуха, понимая всё ясней, что Василий ей дорог, недаром она так скучала по нему все эти дни, когда её отправили в командировку. И вспомнила, о чём он говорил в бреду, понимая, что это же скажет, когда поправится.

Вечером ей позвонила медсестра, передала "привет" от Василия и то, что он хочет её видеть. И добавила, что больному лучше. Зоя Дмитриевна поблагодарила медичку за добрую новость и направилась в больницу.

36

Весна брала своё: солнце разогрело булыжник на дорогах, у оград домов и бараков растопило остатки снега. Под окном, на завалинке, грел старые кости дед Рязанцев. Он глядел на покосившийся забор, на калитку, вздыхал, потирал ладони, тянул самосад и думал о своём.

– Деда! – нарушил его неземные мысли Сашка. – Глянь, папироса погасла.

Семён, покачав головой, раскурил цигарку. Из сарая вышел Вовка с дружком.

– Эй, бесенята! – позвал Семён. – Подойдите-ка!

Бесенята переглянулись.

– А зачем? – спросил Вовка.

– Идите, раз зову!

Дети опасливо подошли.

– А ну, покажь, отшельник! – прикрикнул дед, строго глядя на Вовкиного друга. – Покажь, что прячешь в рукаве!

– Нету ничего, – ответил мальчик, руку убрав за спину.

– Нету, говоришь? – вскричал дед и, спрыгнув по-молодецки с завалинки, поднял руку пацана вверх, из рукава мальчишки потянулась струя дыма.

– Отшельники, курили в сарае! – заорал дед.

– Деда! – взмолился Вовка. – Это не табак, это мох.