Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья
Шрифт:
— Проклятье! Они пойдут сначала вдоль самой воды, потом поднимутся на берег и подойдут к ручью точно в том же месте, что и мы. Нам нужно остаться здесь, чтобы устроить им теплую встречу.
— Я бы не стал делать таких поспешных выводов. Да, когда они увидели наши следы, то, конечно, стали следить за нами. Но если они двигались точно по нашим следам, то должны были найти Фогеля и наших лошадей.
— Это была бы катастрофа.
— Больше, чем катастрофа. Поэтому нам нужно двигаться дальше, чтобы
Мы отправились вниз по ручью к реке и там, где овраг, по дну которого течет ручей, подходит к реке, обнаружили на земле множество следов, которые видели и раньше. Мы внимательно осмотрели их, но они были нечеткими. Рассмотрев отпечатки, измерив пальцами их размеры, Виннету покачал головой и сказал:
— Похоже, юма проехали здесь еще раз на обратном пути. Мои братья, нам лучше следовать к нашим лошадям.
Мы пошли вверх по ущелью. Поднявшись по вмятинам на траве, мы убедились, что юма уже были здесь.
Следы вели назад, к повороту на ущелье. Нас одурачили. Скверное, доложу я вам, это чувство.
Эмери просто лопался от бешенства, крича:
— Ну что? Где ваш хваленый опыт? Где старый Мелтон? Если бы вы действительно были хорошими следопытами, то не стояли бы сейчас здесь, как побитые мальчишки!
— Мой брат Эмери никогда в своей жизни не совершал ошибок? — спокойно спросил Виннету.
— Ну ладно, довольно! — ответил англичанин с неподражаемым хладнокровием. — Мы не можем здесь задерживаться.
И он двинулся вперед. Заметив, что мы не следуем за ним, остановился и выкрикнул:
— В чем дело?
— Куда именно вы направляетесь? — спросил я. — В пуэбло?
— Ты полагаешь, они повезли его туда? Тогда, конечно, все осложняется.
— Конечно, было бы глупостью думать, что сейчас, среди бела дня, мы сможем взять крепость. Расшибить себе головы — пожалуй, могли бы, но они нам еще пригодятся.
— А что нам делать до темноты?
— Ждать, больше ничего не остается.
— Нет, надо сейчас же отправляться в путь! Мы должны быть у подножия пуэбло еще сегодня вечером и для начала узнать, что они сделали с нашими лошадьми и Фогелем.
— А что, если юма сейчас идут по нашим следам? В таком случае нам не видать не только обоих Мелтонов, но и нашего Фогеля, не говоря уже о лошадях.
— Но где же мы все-таки проведем это время?
— Я покажу вам это место, — сказал Виннету. — Следуйте за мной, мои братья!
Он двинулся вперед по ущелью и, приблизившись к зарослям кустарника, присел и скрылся в них.
— Моим братьям нравится здесь? — спросил он.
— Мне нет, — проворчал Эмери. — Здесь мы у них прямо под носом!
— Все же это единственно правильное решение, — объяснил я ему. — Как только юма доставят Фогеля в пуэбло, они непременно придут сюда. Мелтон вышлет, по крайней мере, одного или нескольких разведчиков, чтобы узнать, где мы прячемся и что собираемся предпринять.
— А если появятся люди, что тогда?
— Мы отправим их назад в пуэбло и велим кланяться Мелтону.
— М-да, надо признать, бедняга находится в серьезной опасности.
— Она вовсе не так уж велика! Ему нечего опасаться, если мы пробудем здесь еще некоторое время.
— Но все-таки дело касается наследства.
— Ну и что?
— Стоит ему обмолвиться об этом хоть словом, они сразу убьют его.
— Но он не настолько глуп, чтобы так вот запросто взять и выложить им все.
— Это вовсе не исключено. Я полагаю, от страха и досады он может проговориться.
— Он скажет им о наследстве, — спокойно подтвердил Виннету. — Иначе Виннету нечего было бы здесь делать.
Эти странные слова поставили меня в тупик: я не мог понять, что апач хотел этим сказать. Поймав мой вопросительный взгляд, он продолжил:
— Мой брат Шеттерхэнд полагает, что они могут напасть на нас и уничтожить?
— Нет. Наоборот, я убежден, они догадываются, что их преимущество в противоборстве с нами — временное.
— Да, мы не позволим им застать нас врасплох. Фогеля они поймали, но нас им не поймать никогда. Тем более что мы обнаружили их гнездо. Теперь они будут опасаться, что в любое время мы можем нагрянуть туда.
— Это они знают. Но давай попробуем представить, что может случиться дальше. Сейчас Фогель у них, допустим, он обвинит их в преступлении и объявит, что он единственный прямой наследник. Что тогда?
— Они немедленно убьют его, — заверил нас Эмери.
— Мой брат Шеттерхэнд тоже так думает? — спросил Виннету.
— Нет, — возразил я. Теперь мне стало ясно, что имел в виду Виннету, когда сказал, что иначе ему нечего было бы здесь делать.
— Убийство не изменило бы их положения, оно бы только его ухудшило. Убийцы были бы не вправе рассчитывать на наше милосердие.
— Мой брат прав. Сейчас они не тронут Фогеля, чтобы потом использовать как заложника для своего спасения.
— Мой брат Виннету полагает, что, если мы останемся здесь, скоро появятся разведчики, а затем посредник?
— Мой брат — сама проницательность. Он редко ошибается, и на этот раз, я уверен, его предположения сбудутся.
— А вот я в этом сомневаюсь. Но даже если все получится именно так, ты бы пошел на переговоры с этими людьми?
— Да! Главное для нас сейчас — это сделать так, чтобы юноше не причинили вреда. А этого можно добиться, сделав им кое-какие предложения, которые они или примут, или, по крайней мере, обдумают. Сегодня мы вели себя неразумно и за это поплатились. Но нам еще может повезти.