Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья
Шрифт:
— Хорошо, это буду я, — одобрил англичанин. — К тому же — не сказал бы про себя, что я очень хороший спортсмен и скалолаз. Экскурсия вниз на лассо мне тоже что-то не по душе. А тут мне ничего не стоит спустить курок, если кто-то высунет свой нос.
— И все, что нужно сделать в пуэбло, мы сами доведем до конца? — спросил я Виннету.
— Да, — кивнул он.
— Схватим обоих Мелтонов?
— Да. Ты одного, а я другого.
— И мы станем сражаться с юма, если они попробуют нам помешать?
— А они не будут нам мешать. Их может вообще не оказаться в пуэбло. Они наверняка соберутся там, где теснина переходит
— Я согласен. Все же это слишком смелая идея — двоим мужчинам подняться на скалы, а потом спуститься в котловину, где их ждет множество врагов. Две шальные пули — и нет храбрецов.
— Юма не будут стрелять. Они находятся не в пуэбло, а у выхода из котловины. В пуэбло сейчас остались только Мелтоны и Юдит. С этими тремя мы управимся так, что юма ничего не заметят. Никто нам не причинил столько вреда, как Мелтоны и Юдит, поэтому они будут служить и ширмой, и мишенью. Мой брат Шеттерхэнд представляет положение гораздо серьезнее, чем оно на самом деле.
Ничего подобного Виннету мне еще не говорил. Я знал, он не сомневается в моей храбрости, и все же чувствовал себя пристыженным. Проведение ночной операции казалось мне труднее и опаснее, чем ему. Пуэбло — нечто совершенно особенное. Влезать в находящиеся там лачуги через узкое отверстие очень неудобно. Раньше, чем дотянешься до пола, получишь пулю или удар ножом. А в котловину надо спускаться на лассо. При этом велика вероятность быть сбитым выстрелом.
Все это я объяснил апачу, он улыбнулся в ответ и сказал:
— Мой брат слишком высокого мнения о людях, находящихся в пуэбло. Да, днем юма охраняют теснину, но делают ли они то же самое и в темноте?
— Конечно, они зажгут костер. И это очень опасно для нас. Отблески костра освещают все вокруг.
— Они расположатся у костра. Глаза их ослепит свет, и им трудно будет заметить происходящее вверху на темной стене.
— Но Мелтоны и Юдит, находящиеся на верхней площадке, могут нас заметить.
— Да, могут, но не заметят. Мой брат не должен забывать: они полагают, что мы не пойдем в пуэбло. Их внимание приковано к выходу из теснины. На скалы они не обращают внимания.
Я понял, что он прав, и успокоился. Меня одолевали сомнения, потому что, на мой взгляд, последний решающий удар должен быть нанесен сегодня. Неудача вселила в нас неуверенность, нам казалось, что мы не сможем больше ничего сделать.
Эмери принял к сведению слова апача о костре. Он встал и отправился на поиски сухого дерева, а я решил ему помочь. Костер принес бы двоякую пользу. С одной стороны, он служил бы для освещения, а с другой, если разжечь его не снаружи, а внутри теснины, он станет препятствием для любого, кто захочет выйти. Стемнело, и из теснины к нам стали просачиваться легкие клубы дыма. Юма зажгли свои костры. Вместе мы наложили гору дров у выхода и подожгли ее. Их было так много, что пламя не угасло бы за ночь.
Ошибкой было бы оставлять Эмери сидящим у костра. Он отыскал место в кустарнике и устроился в темноте, прямо напротив костра. Так он мог наблюдать за тесниной и заранее увидеть того, кто из нее появится. Для нас с Виннету пришло время отправляться. Я взял лассо англичанина, оно могло нам понадобиться. Он носил его так же, как я, завязанным в петлю и перекинутым с правого плеча на левое бедро.
— Теперь оно твое, — проговорил он. — Я надеюсь, оно будет прочным. Когда вы планируете подняться наверх?
— Самое раннее, в четверть шестого. У нас же нет лошадей.
— Вы подадите мне знак, когда будете внизу?
— Нет, потому что он может выдать нас врагам.
— Но я хотел помочь в случае, если завяжется бой!
— Надеюсь, ты нам не понадобишься.
— И все же.
— Прислушивайся к тому, что происходит в теснине. Услышишь выстрелы или другой шум, оставайся на посту и никого не выпускай. Если до тебя донесется громкий треск моего «медвежебоя», значит, мы в опасности и ты пойдешь к скалистой котловине через все костры. Как только ты появишься, я крикну тебе, что надо делать.
— Хорошо! Я понял, что надо делать. Надеюсь, нас не украсят шрамами и дырками. Наконец-то оба мерзавца будут схвачены, и я не верю, что им удастся опять ускользнуть от нас.
Я был того же мнения, и, пожав англичанину руку, мы с апачем удалились.
Теперь в каньоне было так темно, что на расстоянии руки уже ничего нельзя было разглядеть. Но наши глаза были натренированны, и мы, по крайней мере, не наскакивали на деревья, не оступались в воду и довольно быстро продвигались вперед. Когда часть реки была уже позади и ущелье осталось за нами, видно стало намного лучше, звезды освещали нашу дорогу, и делали это весело, как мне казалось. Мы двигались вперед настолько быстро, насколько это было возможно, почти не разговаривая. Так прошло более часа, прежде чем мы оказались вверху на плоскогорье, у кромки котловины. Виннету подвел меня к дереву, на котором нужно было укрепить лассо. Внизу, где теснина открывалась в котловину, пылал огромный костер. Вокруг было темно. Царила глубокая тишина. Если бы юма были близко, то, по крайней мере, слышалось бы фырканье их лошадей, но все было тихо.
— Думает ли мой брат, что нужно спуститься именно сейчас? — спросил меня Виннету.
— Да, я думаю так.
— Но юма сейчас особенно бдительны. Нам лучше немного подождать.
— Я сделаю все, как считает мой брат.
Мы пригнулись и сделали необходимые приготовления: связали лассо. Прошел еще час. Мы опробовали наше устройство. Потом между нами произошла небольшая размолвка. Каждый хотел быть первым. Наконец Виннету одержал верх, сказав:
— Лучший не может лезть вниз, а должен оставаться здесь. Ты сильнее меня, поэтому останешься наверху и сделаешь другое.
Мы прикрепили к стволу дерева связанные лассо. Другим концом он обвязал себе грудь и спину, пропустил концы лассо под мышками, вскинул на спину ружье и, стоя на коленях, приготовился к спуску в котловину. Я взял в руки лассо, уперся ногами и стал медленно его выпускать. Когда веревка миновала край скалы, унося с собой груз, мне больше не пришлось напрягаться. Лассо еще не кончилось, когда я заметил, что Виннету уже внизу. Он так крепко его натянул, что я не чувствовал колебания. Теперь мне было, конечно, труднее, чем ему. Опускаться на толстом, четырехдюймовом тросе легко, но долго висеть на тонком лассо не очень-то приятно. Если ноги не придут на помощь, ничего не стоит оторвать себе руки. Время шло медленно. Когда я наконец спустился к Виннету, руки мои горели, но боли я не чувствовал. Оба моих ружья, зацепив за петлю, я, естественно, взял с собой.