Сатанизм. История, мировоззрение, культ

Панкин С. Ф.

Отнюдь не случайной является и ритмическая поэтически-афористическая форма изложения «Агни-Йоги», ведь как справедливо отметил Фридрих Ницше – тот, кто хочет, чтобы его тексты не только цитировали, но и учили наизусть – должен говорит афоризмами и притчами. В. А. Трефилов, пишет в данной связи: «В текстах Агни-Йоги одинаково важны как вибрационный, ритмический компонент, так и смысловой, вербальный. Первый способствует формированию особых измененных состояний сознания, подобных тем, которые возникают при чтении мантр или дзэн-буддийских коанов и ведет к особой интерпретации смыслового содержания. Акт чтения Живой Этики выступает актом «сопричастности Шамбале». В этом специфическая сверхзадача текста».420

Подчеркнём, что Иисус Христос также излагал основные положения Своего Учения в форме афоризмов и притч, ставших неиссякаемым источником «крылатых выражений»,

послуживших основой «житейской мудрости» для самых широких слоёв населения. И в тексте проповедей Спасителя также есть своя ритмика.

Если бы само христианство, не было изначально абсурдно, не только с позиций рационализма, но и с точки зрения элементарного здравого смысла, как это подчёркивал Тертуллиан, то оно не только не стало бы самой распространённой мировой религией, а давным-давно вообще бы уже кануло в Лету, так как в этом случае христианство было бы не иррациональным религиозным Ученьем, а рационалистической философской системой. Противопоставить иррациональному духовному опыту можно только иной иррациональный духовный опыт, а не нагромождение рационалистических аргументов, или даже целостную рациональную философскую систему. И христианство противостоит античности, прежде всего, как совершенно новый иррациональный духовный опыт, точно так же, как и «Агни-Йога» противостоит альтернативным Учениям, как совершенно новый иррациональный духовный опыт.421

Только абсолютно закоренелый рационалист не может понять эти элементарные истины, которые являются чем-то само собой разумеющимся не только для «эзотериков» и «мистиков», но вообще, для любого духовно чуткого человека.

С учётом того, что А. Кураев позиционирует себя в качестве христианского (православного) мыслителя, его сугубо рационалистическая критика эзотеризма в целом и теософии в частности, выглядит тем более нелепо, поскольку иррационализм, «абсурдный» до такой степени, как христианство, а тем более – православие, вообще, вряд ли имеет прецеденты, что и выразил в парадоксальной форме Тертуллиан.

Видимо, философское образование А. Кураева наложило на него неизгладимую печать рационализма, которую не смогло смыть, даже последующее богословское образование. Неслучайно, этот «выдающийся православный богослов и «харизматический» миссионер Русской Православной Церкви», «комплексует» по поводу своего философского образования (мол, лучше было бы окончить исторический, а не философский факультет МГУ), поскольку, как он думает, философское образование приучает мыслить абстрактными категориями и отбивает вкус к работе с конкретным исследовательским материалом. Тем более, что, как полагает А. Кураев, сейчас не время для философско-богословских изысканий: «…я по капле выдавливаю из себя философа. Мне часто приходится жалеть, что я в свое время поступил на философский факультет, а не на исторический. И сейчас у меня дома гораздо больше книг по истории, чем по философии… Возможно, в следующем поколении вновь возникнет потребность в философской рефлексии, но опорой нынешнего богословия, повторяю, должны стать исследования филологического и исторического характера. Так что я сам в современном богословии – увы, маргинал…».422

«Товарищ не понимает», что исторический факультет сделал бы из него абсолютно приземлённого, законченного эмпирика («не понаслышке, не из книжки толкует автор этих строк», говоря словами знаменитого советского поэта Твардовского).423 На философском же факультете, будущий диакон, хоть и в сугубо рационалистических рамках, но всё-таки научился мыслить абстрактно.

Коль не наградил Бог даром мистического прозрения, прими это с христианским смирением, не впадай в смертный грех гордыни и не суди о том, что выше твоего понимания. Выше головы всё равно ведь не прыгнешь, и коль уж предназначено Свыше быть «миссионером с богословским уклоном», а не эзотериком и мистиком, то и следуй этому своему предназначению - каждому своё, умерь свой «критический пыл», не суди, да не судим будешь. Ведь сказал Спаситель в Нагорной проповеди: «Не судите, да не судимы будете; Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить». (Матфей, 7:1-2. – Курсив - Библии).

Как показывает его «исповедь»,424 диакон А. Кураев, подобно всем, «с головой ушедшим в религию», в глубине души, считает себя «избранным» и «призванным» - ему явно не дают покоя лавры Августина Блаженного, написавшего уникальную по своей духовной насыщенности «Исповедь»,425 и он мнит себя таким же «избранником Божиим», как этот «Учитель Запада».

Чем все «избранные» и «призванные» отличаются от нормальных людей, так это,

прежде всего, тем, что в каждой, даже самой обыденной жизненной ситуации, они выискивают «Знаки Судьбы». А поскольку, как известно – кто ищет, тот всегда найдёт – они их постоянно и находят, будучи уверены, что Бог носится с ними, как наседка со своими цыплятами. Даже в Церковь, как оказывается, А. Кураев не сам пришёл, а его Бог привёл. «Правдивее будет сказать так: Господь взял и привел»,426 - заявляет А. Кураев, отбросив «с христианским смирением», всякую «ложную скромность». По рассказам диакона А. Кураева, Бог даже как-то послал ему через букинистический магазин редкую книгу, которую наш «избранник Божий» хотел процитировать в очередном своём «эпохальном труде», но нигде не мог найти (как говорится, это уже – «клиника»). А. Кураев так описывает это «чудо»: «И потом, чудо далеко не всегда глас с небес или купина неопалимая. Чудо может войти в твою жизнь через обычного человека. Я – книжник, и чудеса в моей жизни по большей части книжные. В нужную минуту находится нужная книга, раскрывается на нужной странице…

А первое такое чудо со мной произошло в 1995 году. Моя книга «Традиция, догма, обряд» уже уходила в типографию. В ней была глава, посвященная католической мистике. Мне же досаждало беспокойством чувство какой-то научной некорректности: ведь опорные для этой главы тексты (видения католической святой Анджелы из Фолиньо) я цитировал из вторых рук: по книге Алексея Лосева. Да, Лосев указывал источник своих цитат. Но из самого этого указания следовало, что шансы добраться до него минимальны: русский перевод дневников Анджелы, сделанный Львом Карсавиным, был издан в 1918 году. Понятно, что тираж был минимальным. Понятно, что государственные библиотеки эту книгу уже не заказывали и не хранили. И в разрухе последующих лет погибла большая часть тиража… И вот забредаю я в букинистический магазин в Столешниковом переулке. Ничего интересного на полках не нахожу и, когда уже протискиваюсь от прилавка на выход, смотрю – под стеклом внутри этого самого прилавка лежит та самая книжица… Цена, конечно, запредельная. И что же? Продавщица предлагает мне взять эту книгу на ночь домой… Тут я понял, что все-таки Бог что-то имеет против католической мистики».427

А может быть, «что-то имеет против католической мистики» - вовсе не Бог, а Дьявол, который и привёл А. Кураева в этот букинистический магазин? Ведь, с какой стати христианскому Богу «что-то иметь против католической мистики», если католицизм, как подчёркивал Рене Генон, как раз и представляет собой в Западном мире аутентичную традиционную сакральную форму?!428 Где гарантия, что в данном случае А. Кураев сам не «впал в прелесть», в чём он так любит обвинять своих оппонентов? Ведь, как сказал апостол Павел: «сам сатана принимает вид Ангела света». (2-е Коринф., 11:14). Даже Святой Симеон Столпник однажды чуть было не был обманут демоном, явившимся ему в виде ангела на огненной колеснице. Известный русский православный деятель XIX века, епископ Игнатий (Брянчанинов) писал в этой связи: «Если Святые находились в такой опасности быть обманутыми лукавыми духами, то для нас эта опасность еще страшнее. Если Святые не всегда узнавали демонов, являвшихся им в виде Святых и Самого Христа, то как возможно нам думать о себе, что мы безошибочно узнаем их?».429

«Как возможно думать о себе» грешному диакону А. Кураеву, что его в этот букинистический магазин привёл Бог, а не Дьявол, «если Святые не всегда узнавали демонов, являвшихся им в виде Святых и Самого Христа»?! Откуда у грешного диакона такая духовная гордыня, что он ставит себя выше христианских Святых?! А ведь даже христианские Святые, по своей духовной скромности, искренне считали себя до самого своего смертного часа – великими грешниками и крайне настороженно относились к разного рода «предзнаменованиям», «явлениям духов» и всяким прочим «чудесам», каждый раз тщательно разбираясь – не «от лукавого» ли всё это?

Впрочем, диакону А. Кураеву, никто даже не «являлся»: «духи злобы поднебесной» (Еф., 6:12), далеко не всегда, «снисходят» до прямого «контактёрства», а часто действуют через подсознание «клиента».

Автор данной книги, как и А. Кураев, также многократно сталкивался с ситуацией, когда, говоря словами этого популяризатора православия – «в нужную минуту находится нужная книга, раскрывается на нужной странице…». Однако автор совершенно не склонен объяснять всё это «вмешательством Светлых или Тёмных Сил». По мнению автора, подавляющее большинство подобных ситуаций – всего лишь результат срабатывания интуиции, и не более того. Как сказал Спаситель в Нагорной проповеди – «что сверх того, то от лукавого». (Матфей, 5:37).