Саван алой розы
Шрифт:
А эту бронзовую рамку Кошкин как будто даже видел прежде. На столике в передней Соболевых.
– Где вы это вязли? – строго спросил Кошкин.
– Позаимствовал вчера у Соболевых, – не краснея, признался Воробьев. – Я… ненадолго заглядывал, чтобы одну вещь передать Александре Васильевне. Очень уж удивился, как увидал эту каракулевую шубу – тогда-то у мня вся картина и сложилась! Хотел сразу вам фото показать, да вас не было уже в кабинете. А карточку я верну непременно, не беспокойтесь!
– Уж потрудитесь… – отчитал Кошкин, но без энтузиазма. Улика и правда
– Поговорил. Нет, не знает он ни цыганку, ни Николая Соболева – копеек лишь выклянчил… Но, согласитесь, как удачно сложился тот разговор!
Возможно…
Да, и имя трактирщика, и каракулевая шуба могли быть обыкновенными совпадениями… Но Кошкин, признаться, цеплялся теперь за любую мелочь, потому что дело вдовы Соболевой определенно застопорилось. Поиски цыганки ни к чему не привели; повторный анализ следов на тростях Лезина тоже ничего не дал, хотя Воробьев изо всех сил старался – Кошкин это вполне оценил.
Многие надежды он возлагал на водолаза, о коем хлопотал лично, но и погружение водолаза на дно пруда за особняком Лезина опять не дало ничего. Лезин даже поглядеть на то действо не вышел: точно знал, что ищут не там. Если он и причастен к убийству Соболевой, то добро сбросил в Неву – это куда более разумно.
– Может, стоит в Неве и поискать? – предложил тогда деятельный, но наивный, как дитя, Воробьев. – В Большой Невке – под Строгановским мостом. Он наверняка там перебирался.
Кошкин, подумав недолго, покачал головой:
– Как вам сказать, Воробьев… В прошлом месяце драка случилось в одном кабаке на Сенной: один выпивоха другого порезал. Приехала полиция, хулигана арестовала. Он опосля точно показал, куда именно нож скинул в речку на Екатерининском канале. Здесь, говорит, стоял, и здесь скинул. Тоже отправляли водолазов нож искать…
– Не нашли?
– Нашли. Нашли турецкий ятаган, револьвер и труп утопшей накануне девицы. Нож не нашли. Нева – речка непредсказуемая, Воробьев. Бог его знает, что там найдешь, только не то, что ищешь. Тем более что Лезин – или кто бы то ни был – после убийства Соболевой с таким же успехом мог вернуться через Елагин мост, а не через Строгановский. Да и после до его особняка мостов – не сосчитать. Никто нам не позволит всю Неву обыскивать в поисках пары картин и каминных часов.
– Кроме картин и часов, Степан Егорович, – поправил Воробьев, – исчезло еще четыре подсвечника и шкатулка с украшениями.
– Благодарю за подсказку, Кирилл Андреевич, – не стал спорить Кошкин. Потом поглядел на циферблат и решил, что время уже позволяет навестить Лезина еще раз. Пусть фактов, доказывающее его причастность к убийству Соболевой, пока не было – у Кошкина все же имелось, что ему предъявить, и оставлять в покое этого господина он не собирался.
* * *
На этот раз господин Лезин встречал полицейских уже на крыльце своего богатого дома, лично. Позади – двое крепких лакеев. Разговор, впрочем, повел непринужденно:
– Неужто вы, наконец, возвращаете мои трости, господа? – зло усмехнулся он. И сделал
А там уже полыхал большой костер, выпускающий черный дым в осеннее небо. Воробьев даже дернулся, желая воспрепятствовать: видать, рассчитывал повторить анализ, если понадобится в будущем. Но поздно.
– Могу ли я быть еще чем-то полезен доблестной полиции? – продолжал насмешничать Лезин. – Желаете перекопать весь мой сад, обыскать подвал, чердак, выгребную яму?..
– В этом нет нужды, – холодно прервал его Кошкин, – видите ли, следствие и впрямь решило пересмотреть дело двадцати восьмилетней давности, потому как нашелся новый свидетель. И он готов давать показания. Кажется, Григорий Осипович, актрису Журавлеву убил вовсе не Шмуэль Гутман, как мы все думали.
Лезин поутих. Сделал знак второму лакею пойти прочь и прищурился:
– Вдове Глебова суд не поверит, вы же это понимаете? Вздорная безграмотная баба вспомнила, спустя столько лет, ее благоверный совершил убийство, а помог ему скрыть улики такой добропорядочный господин, как я? Какие глупости! Глебов бы и сам посмеялся над нею, если был бы жив.
– Но увы, Глебов мертв, – отозвался Кошкин. – Только я говорил не о его вдове, а об еще одном фигуранте дела. О том самом, на которого вы с Глебовым свалили убийство актрисы.
– Этот пройдоха Гутман еще жив?! – ничуть не смущаясь, уточнил Лезин.
Холодно, с затаенным вниманием глядел на Кошкина несколько мгновений, а потом расплылся в неискренней улыбке:
– Что ж мы на улице беседуем, господа? Где мои манеры? Пройдемте ко мне в кабинет, прошу.
Он сделал радушный жест рукой, приглашая идти вперед, а Кошкин успел бросить взгляд на Воробьева, мол, держи ухо востро.
От этого господина всего можно было ожидать, вплоть до засады в стенах дома, нападения исподтишка и отравленного кофе. Но револьвер Кошкина был при нем, как всегда. Воробьев держался напряженно, хмурился и не очень-то хотел поворачиваться спиною к Лезину – не выкинул бы чего от страха.
– Вы правы, господин Гутман жив, – продолжил Кошкин уже в кабинете, устроившись в том же кресле, где сидел когда-то, и помешивая ложечкой кофе. – Представьте себе, он недавно объявился в Петербурге, пришел в полицию сам и готов давать показания. У него есть некоторые интересные сведения. Уверяю вас, они и правда интересные и вполне способны доказать вашу, Григорий Осипович, вину.
Кошкин многозначительно хмыкнул и рискнул отпить кофе. Воробьев к чашке даже не прикоснулся и глядел на начальника с живым любопытством.
Кошкин пока и сам не знал, к чему приведет его откровенная ложь. Удачей было уже то, что Лезин поверил, будто Гутман жив, и факт этот его точно заинтересовал. Гутман ведь и правда мог много чего рассказать – в теории.
Но Кошкин как будто ошибся.
– Боюсь, вы откровенно блефуете, – прищурился Лезин, глядя на него через стол. – Вы, Степан Егорович, выходит, и половины не знаете всей правды о том, что случилось на даче Глебова тогда. Иначе бы вам в голову не пришло обвинять меня.